Муж понарошку - Мари Князева Страница 51

Надя слегка отстранилась, обхватила ладошками его лицо, пролепетала в ответ:

– Я не понимаю, зачем нам расставаться, Алёша! Объясни мне, я не понимаю!

Он мучительно нахмурился, пытаясь разогнать туман в голове, пытаясь вспомнить, зачем...

– Принцессы не выходят замуж за телохранителей вдвое старше себя, – изрек он наконец, продолжая обнимать ее руками за талию, не находя в себе сил отпустить. – Не рожают им детей, не пекут им пироги по воскресеньям. Принцессе нужен принц – такой же молодой и красивый душой, как она, из того же круга, того же достатка. Такой, каким король будет гордиться в качестве своего названного сына...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Надя внезапно побледнела, лицо приобрело пугающее выражение глубокой обиды и отстраненности. Она сама разорвала объятия Алексея, слезла с его колен, сказала дрогнувшим голосом:

– Если он любит принцессу, то мог бы поинтересоваться ее мнением в этом вопросе, а не решать все сам! – и убежала в туман.

Алексей хотел пойти за ней, извиниться, утешить: ему была невыносима мысль, что он расстроил ее, заставил плакать. Какая-то безумная, слепая любовь к этой девочке заливала все его существо, требуя выхода – хотя бы увидеть, хотя бы услышать ее, удостовериться, что с ней все в порядке. Но он понял, что в таком состоянии далеко не уйдет и решил поесть, чтобы немного сбить опьянение. Однако много в него не поместилось: аппетит был ни к чёрту. Влюблённый осёл! Он поковырял какой-то майонезный салат, а потом нашел Галю и спросил у нее, не видела ли она Надю.

– Наверное, она в своей комнате, – со вздохом ответила новобрачная, указывая рукой на лестницу в холле. – Там, наверху, вторая дверь направо.

– Спасибо! – бросил Алексей, кидаясь туда.

– Лёш... – Галя, видимо, хотела его в чем-то предостеречь, но он не стал слушать.

В три прыжка преодолел лестницу, в один – расстояние до двери. Дернул ручку и увидел Надю. Она сидела на застеленной узкой кровати в еще не отделанной, а только заштукатуренной комнате, и шмыгала носом, отирая пальцами мокрые щеки, блестевшие в лунном свете, что лился в окно. Девушка медленно, словно нехотя обернулась к стоявшему на пороге Алексею, а потом снова молча опустила голову.

– Надюш... – прошептал он, сделав неуверенный шаг к ней.

Она не ответила, будто не услышала. Алексей прикрыл дверь, сделал еще шаг и сел на кровать рядом с девушкой.

– Надя, я не хочу, чтобы ты плакала из-за меня.

– Больше не буду, – тихо ответила она после долгой паузы. – Это все или ты еще что-то хотел сказать? Про свой долг перед моим отцом или мою излишнюю молодость. Это все я уже слышала и запомнила, спасибо, можно больше не повторять.

– Надя...

– Что? Что – Надя? Надя, я люблю тебя, но мы не можем быть вместе, пожалуйста, не обижайся? Я же сказала, больше не буду. Просто сорвалась немного, но это оттого, что у меня все это время была надежда – глупая, наивная надежда. А теперь я наконец все поняла. Найду себе принца, уеду с ним на Канары и забуду тебя. Так ведь всем будет лучше. Так мой муж сказал – ему виднее: он ведь старше меня в два раза, это...

Алексей не смог больше это слушать, с рычанием дернул девушку к себе и закрыл ей рот поцелуем. Она сначала замерла, только губы чуть приоткрыла и несколько секунд никак не отвечала на его ласки. Но потом дрогнула, ожила, зашевелилась. Обвила его шею руками, горячо прижалась всем телом, застонала прямо ему в рот. У Алексея совершенно отключился разум – остались одни ощущения и безумное удовольствие, огнем разливающееся по телу. Он не знал, сколько времени прошло в этом состоянии и что именно он делал с восхитительным, изящным, таким вожделенным телом своей жены, но внезапно именно оно подало сигнал тревоги. Надя сдавленно пискнула, напряглась, жалобно пролепетала:

– Алёша, я... мне страшно...

Он мгновенно очнулся, приподнялся на локтях и коленях, в ужасе обозрел поле боя. Надя лежала на постели под ним, уже без платья, в одном нижнем белье – и то, частично расстегнутом, – и испуганно смотрела ему в глаза. Сердце его гулко ударилось в грудную клетку и перестало биться. Кажется, самому Алексею было намного страшнее, чем Наде. Он быстро поднялся, нашел рубашку – она валялась рядом на полу. Брюки, к счастью, были на нем, застегнутые.

– Алёша... – еще более грустно и испуганно пролепетала Надя. – Алёша, пожалуйста, не уходи! Я хочу... просто я никогда... но это не значит...

Она поднялась и повисла на его шее, мешая одеваться.

– Надя... – мучительно нахмурился он, одной рукой гладя ее по обнаженной спине, а другой пытаясь оторвать ее руку от своей шеи. – Ты все сделала правильно, нам нельзя... то есть, мне нельзя... я не имел права... Это просто недопустимо.

– Я твоя жена! – снова напомнила она, и в голосе ее опять звенели слезы и отчаянная безнадежность. – Я хочу быть твоей женой! Я люблю тебя! Пожалуйста, не отталкивай меня... снова. Я больше не могу... переносить это!

Алексею было очень тяжело видеть, как она расстроена. Он перестал отцеплять девушку от себя и вместо этого принялся целовать ее лицо: лоб, нос, соленые щеки и губы.

– Наденька! – шептал он в кратких перерывах между поцелуями. – Я тоже люблю тебя... Я так тебя люблю... как никогда... не любил... ни одну женщину на свете... Но именно поэтому... я очень сильно хочу... чтобы ты была счастлива...

Надя прикрыла глаза, подставляя ему лицо для поцелуев и, кажется не слишком вслушиваясь в то, что он говорит. Ее горячие, распухшие от слез и поцелуев губы жадно ловили губы Алексея, раскрывались им навстречу, не отпускали. Он снова терял разум, снова с губ переходил на шею, плечи, ключицы, и Надя подавалась ему навстречу, словно уже не боится, хотя что могло измениться за эти несколько минут? Но потом она вдруг ответила:

– Я буду счастлива... только с тобой... Алёша...

Эти слова проливали бальзам на его измученную душу, но они же помогли ему немного протрезветь от этого любовного дурмана. Он взял Надю за руки, поцеловал их, но потом решительно отстранился и застегнул рубашку. Девушка молча наблюдала за этим, а потом легла на подушку и скрутилась калачиком, подтянув колени к груди. Алексей встал с кровати, задрал нижний край одеяла, которым была застелена постель, и укрыл им свою жену. Она не пошевелилась, не подала голос – даже вздоха ее он не услышал.