Женщина на грани нервного срыва - Лорна Мартин Страница 50

В кабинет я влетела на пятнадцать минут позже назначенного времени. Дрожащими ладонями утирая пот со лба, я рассыпалась в извинениях — забыла, что не стоит просить прощения за вещи, которые от меня не зависят. Затем произнесла речь о тяжелой транспортной ситуации в стране — витиеватую, со множеством лирических отступлений.

В какой-то момент мне в голову пришла революционная идея: пусть все дорожные работы проводятся исключительно с десяти вечера до шести утра.

За спиной у меня стояла мертвая тишина. Осознав это, я замолчала.

— Такое бывает, — раздался невозмутимый голос.

— Да, такое бывает! — истерически взвизгнула я. Выходит, я психовала, обливалась потом, мучилась от бессильной ярости, позорилась перед доктором Дж. совершенно зря. Моя проблема и выеденного яйца не стоит.

Я набрала воздуха в легкие, медленно-медленно выдохнула и улыбнулась. Доктор Дж. снова застала меня врасплох. Я уже начала привыкать к тому, что она во всем ищет скрытый смысл, и вдруг она внезапно сменила тактику.

— Что ж, — понимающе ухмыльнулась я в потолок, — наверное, иногда банан — это просто банан. Как в том анекдоте про Фрейда. Видимо, некоторые вещи надо просто принимать такими, какие они есть. Не копать глубоко, не искать второе дно.

Я была довольна собой. И совершенно успокоилась.

Когда доктор Дж. заговорила, ее слова потрясли меня до глубины души.

— По-прежнему пытаетесь угадать правильный ответ, высказываете предположения, перестраховываетесь.

Эта фраза тяжело повисла между нами. Теперь даже теплый бархатный аромат кофе, неизменно заполнявший ее кабинет, казался горьким и неприятным.

Нет, банан — это не просто банан. В тот самый миг, когда я осмелилась это предположить, высказала догадку, что вещи надо принимать такими, какие они есть, допустила, что необязательно искать во всем второе дно, этот несчастный банан стал уликой против меня. Это был проблеск в мрачном таинственном океане моего подсознания, и, почуяв подводные россыпи золота, доктор Дж. тут же начала погружение.

Я была так ошарашена, что потеряла дар речи. Она никогда не выражалась столь резко и прямолинейно. И до финала было еще далеко.

— Снова пассивность, снова подхалимаж, снова инфантильное подобострастие по отношению к тем, кто, по вашему мнению, находится выше вас в иерархии. До сих пор вы ни разу открыто мне не возразили. Вы словно извиняетесь за свои мысли еще до того, как их выскажете. Почему вы всегда стремитесь передать власть над собой кому-то другому — мне, мужчинам, вашей сестре, — вместо того чтобы распоряжаться собой по своему усмотрению?

Она так на меня накинулась, что я почувствовала себя провинившейся школьницей в кабинете директора. Некоторое время я прислушивалась к тихим звукам, наполнявшим пространство вокруг, — монотонному тиканью часов, щебетанию птиц. Несмотря на открытое окно, в помещении стояла страшная духота.

— Хм-м, — вздохнула я.

— Хм-м? — повторила она с вопросительной интонацией. — Что «хм-м»? Вы согласны с моей интерпретацией или хотите сказать, что я ничего не понимаю и выжила из ума? Старайтесь выражаться яснее. Как я уже говорила, на психотерапии, которую можно рассматривать как репетицию реальной жизни, необходимо точно выражать свои чувства, а не прятаться за пустыми словами.

Такая прямота окончательно выбила почву у меня из-под ног. Я была готова послать ее подальше, или хлопнуть дверью, или разрыдаться, умоляя не мучить меня. Вместо этого я беспомощно промямлила:

— М-м, ну да, простите… Да, пожалуй, я согласна с вашим наблюдением.

О боже. Я поправилась, пока она не прицепилась к моим словам:

— То есть я согласна. Да, я согласна. Я согласна. Я не «пожалуй» согласна и не «в общем» согласна. И я не «возможно». Я просто согласна. Согласна.

Я уже забыла, о чем, собственно, идет речь.

— Вот так значительно лучше. — В голосе доктора Дж. угадывался тончайший намек на улыбку.

Осмелев, я решила откровенно высказать ей то, что думаю. Она сама часто меня к этому подталкивала. И мне хотелось бросить ей вызов.

— Простите, не хочу вас ни в чем обвинять, но вы замечали, что вы… э-э… и сами довольно часто произносите «хм-м»?

Да я самая настоящая бунтарка!

Помолчав пару секунд, она сказала:

— Меня разочаровывает, что вы начали свой вопрос — абсолютно разумный и правомерный — с извинения. Меня также разочаровывает тот факт, что вы со мной неискренни. По крайней мере, я надеюсь, что это неискренность. Неужели вам в самом деле не хочется обвинить меня в лицемерии?

Мой бедный мозг плавился от напряжения. Когда мне казалось, что я все поняла про психотерапию, усвоила все уроки, изучила все фирменные приемчики доктора Дж., она отправила меня в нокаут.

А терапевтша тем временем продолжала:

— Я проигнорирую первую часть вашего вопроса и отвечу на вторую. И кстати — хорошо, что вы его задали. Да, я полностью отдаю себе отчет в том, что в ходе нашей работы я часто говорю «хм-м». И надеюсь, мое следующее замечание поможет вам понять почему: вы мой пациент, а не наоборот. Если бы вместо того, чтобы анализировать свои собственные поступки, вы стали разбирать мое поведение, это была бы непростительная трата вашего времени и денег. Вам следует сосредоточиться на себе и на тех трудностях, о которых мы с вами говорили ранее.

Два раза «ох». Вместо того чтобы озадачить ее, я сама в который уже раз погрузилась в озадаченное молчание.

Наступила суббота. Было уже шесть вечера, а никто до сих пор не постучал в мою дверь и не предложил бросить все дела, чтобы прошвырнуться на летающей тарелке в глубины космоса или заняться чем-то столь же захватывающим. В конце концов я позвонила сестре и робко спросила, как там приглашение на прощальную вечеринку Дэвида — еще в силе?

Луиза, Скотт и Кэти зашли ко мне, чтобы по-быстрому выпить «для разогрева».

— Может, мне в знак уважения надеть ожерелье с подвеской в виде африканского континента? — спросила я.

Они в замешательстве переглянулись.

— А что это за ожерелье? — поинтересовалась Луиза.

— Вот. — Я показала им дешевенькие, но милые моему сердцу бусы из дерева и куска резины, вырезанного из старой покрышки.

— Это Африка? — удивился Скотт. — Похоже на засохшую жвачку.

— Ради бога, надевай, если хочешь. — Луиза нахмурилась.

Опрокинув по джин-тонику, мы отправились в бар под названием «Козел». Это отличное местечко в западной части Глазго. Выглядит стильно и полно очарования уютной старомодной пивнушки. Я надела свой любимый чернорозовый топик-безрукавку в горошек, джинсы и сабо. И разумеется, африканское ожерелье. Стоял замечательный летний вечер. Все столики в просторном дворе паба были заняты.