Восемьсот виноградин - Лаура Дейв Страница 50

Джейкоб отвел в сторону мои волосы и положил руку мне на шею чуть ниже затылка.

– А если бы я сказал, что ты ничем не хуже Мишель Картер? – прошептал он мне на ухо.

– Я бы ответила, что ливень тоже предсказывал ты.

* * *

Когда я подошла к столу, они смеялись. Мэдди самозабвенно раскрашивала в сиреневый цвет Коржика из «Улицы Сезам», а Бен и Мишель наблюдали и помогали.

Бен заметил меня первым и подвинулся, освобождая мне место.

– Выбирай карандаш! – сказал он.

Мишель похлопала по стулу рядом с собой.

– Садись лучше сюда.

Я неестественно улыбнулась и села рядом с ней. Мишель тоже выдавила из себя улыбку.

– Бенджамин, ну-ка кыш отсюда. Дай девочкам посплетничать.

Бен встревоженно посмотрел на меня, но я кивнула, давая ему понять, что все хорошо. Он улыбнулся и потрепал Мэдди по голове.

– Пойду возьму ей сока. Тебе чего-нибудь принести?

Я не была уверена, к кому он обращается. В любом случае ответила Мишель:

– Мне как обычно.

Мы смотрели, как Бен пробирается сквозь толпу, неся Мэдди на руках. Он держал девочку высоко, чтобы она могла рассмотреть каждого гостя, каждое нарядное платье.

– Дочка очень его любит, – проговорила Мишель. Вид у нее был грустный. Возможно, потому что она так долго не давала им видеться, а они оказались просто созданы друг для друга. – Впрочем, Бенджамина нелегко не любить.

Я не знала, что ответить, однако Мишель и не ждала ответа. Ее внимание привлек кто-то другой.

– Боже… Это что, Генри Морган?

Мишель указала взглядом на Генри – остроумного и уверенного в себе Генри, который разговаривал с парой гостей. Гости слушали и смеялись.

– Поверить не могу! Несравненный Генри Морган!

– Откуда ты его знаешь?

– Лично мы не знакомы, но я большая его поклонница. Генри был приглашенным дирижером в Ла Скала, когда я приезжала в Италию на Венецианский кинофестиваль. Он просто великолепен. Так же великолепен, как Леонард Бернстайн [3]. Дирижирует всем телом, излучает за пультом такую страсть… В жизни не видела ничего подобного.

Мишель пожирала Генри глазами, как будто хотела съесть. И зачем только я ее пригласила?..

– Он друг семьи? Бенджамин упоминал, что твоя мать виолончелистка. Я бы очень хотела с ним познакомиться. Ты нас не представишь? Если, конечно, удобно.

– Уверена, Бенджамин с удовольствием сделает это за меня.

От Мишель не ускользнул мой язвительный тон, но она все равно улыбнулась – похоже, поставила себе целью меня очаровать. Как бы ей намекнуть, что, расточая похвалы любовнику моей матери, она вряд ли чего-то добьется?

– Кстати, я ужасно благодарна тебе за приглашение. Это ужасно много для меня значит. И для Мэдди тоже. Она ужасно к тебе привязалась.

Я улыбнулась, стараясь не подсчитывать, сколько раз Мишель повторила «ужасно».

– Я, разумеется, понимаю, что наша первая встреча прошла не слишком гладко, – продолжила она. – Мне бы очень хотелось это исправить.

– Уже исправила, когда согласилась прийти.

Мишель склонила голову набок, затем благодарно кивнула.

– Не знаю, интересно ли тебе мое мнение, но твое свадебное платье смотрится потрясающе. Никогда такого не видела. По крайней мере, на девушке, бегущей по бульвару Сансет.

По лицу Мишель скользнула лукавая улыбка. Я невольно засмеялась, и она тут же присоединилась ко мне, откинув голову назад. Гости глазели на нее, купаясь в звуках этого смеха и мечтая узнать, что так развеселило кинозвезду.

Мишель наклонилась ко мне.

– Ну разве не замечательно? Мне жаль, что Бенджамин так долго не решался открыть правду. Я бы сама тебе рассказала, однако не хотела лезть не в свое дело.

– Я должна была узнать именно от него, но все равно спасибо.

– В прошлом месяце, когда мы отдыхали в деревне Шир, я постоянно на него давила. Сказала, что давно пора тебе признаться – так будет лучше для всех.

– Подожди, где это было?

– В графстве Суррей. Бен сидел с Мэдди, пока мы переснимали некоторые сцены для одного ужасного фильма про владелицу булочной, которая влюбляется в человека с аллергией на глютен. Вот ведь сюжет!.. Я, естественно, играю недооцененную владелицу булочной…

Мишель продолжала говорить, но я больше не слушала. Я думала о поездке Бена в Лондон: в прошлом месяце он отправился туда, чтобы завершить покупку дома. Я так и не смогла дозвониться до него в отеле. Бен очень извинялся и все повторял, что был страшно занят. Сначала рассказывал про деловой ужин в ресторане по соседству, потом объявил, что должен остаться еще на несколько дней: якобы продавец тянул с инспекцией дома. Я даже не заподозрила Бена во лжи. Он утверждал, будто обустраивает наше новое жилье, а сам проводил время с Мэдди и Мишель.

– Он помогал и после съемок, когда мы вернулись в Лондон, – дошли до моего сознания слова Мишель. – Занимался Мэдди, пока я разбиралась с накопившейся корреспонденцией. Наш дом буквально в двух шагах от вашего. Разве не чудесно?

Сердце у меня заколотилось быстрее.

– Бен не говорил, что вы живете рядом.

– Совсем рядом! На заднем дворе у нас высокое дерево, а на нем – домик. Мэдди устраивает там чаепития и разве что не спит. Я заплатила за эту штуковину пятьдесят тысяч фунтов, так что не возражаю. – Мишель рассмеялась. – Когда Бен приезжал к нам в последний раз, Мэдди пригласила его на чай, и он показал ей свой дом. С дерева он виден как на ладони – даже красную дверь разглядеть можно.

У меня возникло такое чувство, будто я вращаюсь на месте и никак не могу остановиться. Внезапно я поняла, что пытается внушить мне Мишель: мои улицы в Лондоне никогда не станут моими, мой дом никогда не будет принадлежать только мне. Мы с Беном не сможем пустить корни на новом месте: придется как-то устраиваться среди корней, которые уже пустила Мишель.

Она подалась вперед и печально улыбнулась, как бы жалея о неосторожно сказанных словах.

– Не обращай внимания, я совсем заболталась!

Мишель притворилась другом, чтобы нанести мне удар. Замысел был настолько очевиден и жесток, что невольно вызывал восхищение. Впрочем, я понимала: это всего лишь средство, а ее настоящая цель – Бен.

Мишель не видела ничего, кроме Бена – подобно тому, как Генри не видел ничего, кроме мамы, а Финн – ничего, кроме Маргарет. Так всегда бывает, когда мы хотим чего-то, что нам не принадлежит.