Цена желания - Наталья Рощина Страница 50

– Да, Лялечка, Маринка заболела, – подвела итог она. – Утром позвонила, попросила что-нибудь от температуры. Я перед работой носила ей лекарства и заварила липовый чай в термосе. Говорит, что промерзла в воскресенье. Бедняжка, она так плохо выглядела.

«Вот почему я не увидела ее на работе. Ну конечно, она в своей курточке бродила по улице и замерзла. Как же я не подумала, что у нее нет лишних денег и поход в кафе для нее – проблема. Я даже не спросила, где она была все то время, пока мы с Вадимом ютились в ее квартире». – Алиса медленно дожевала свою картошку и, отхлебнув томатного сока, покачала головой. Есть перехотелось – это было еще одним свойством ее организма: нежелание проглотить хоть кусочек чего-нибудь съестного в минуты переживаний, отчаяния.

– Ты о чем, девочка? – Софья Львовна удивленно подняла брови. – Ты перестала есть.

– За Маринку расстроилась.

– Не нужно пропускать через себя чужие проблемы. Выслушай, помоги, а переваривать и мучиться ни к чему. Тем более, нам не в чем себя упрекнуть. Ты же знаешь, как трудно стало с ней разговаривать о помощи. Я, например, недавно пыталась затащить ее на базар, чтобы купить куртку потеплее, – она отказалась наотрез. Глупая девчонка, думает, что я делаю это из жалости. Я люблю ее, Захар относится к ней с вниманием. Неужели я должна доказывать очевидные вещи?

– Она такая, мама.

– Вы обе росли у меня на глазах. Я старалась помочь ей не сойти с ровной дорожки в этой жизни. Но, честное слово, после своей неудачной любви она стала совсем другой: замкнулась, словно стыдится чегото. Поговорила бы ты с нею, Ляля. Вы же лучше понимаете друг друга. Объясни ей, что в ее жизни будет еще масса романов, возлюбленных. И то, что у нее не получилось в первый раз, не означает, что она должна стать монашкой в миру. Она так молода. Девочки, вы такие юные, у вас столько впереди. – Софья Львовна мечтательно закрыла глаза и провела рукой по вьющимся каштановым волосам, едва тронутым сединой.

– Я постараюсь, мама. Но с ней так трудно разговаривать. Она неделями переваривает сказанное и проигрывает в голове разговор, насколько простым или сложным он ни был. Она беспокоит меня. Не знаю, замечала ли ты, что она чересчур сильно привязана ко мне?

– Да, но мне кажется это нормальным. Ты для нее – сестра, с которой она может поделиться наболевшим. Наша семья – ее единственное пристанище в трудную минуту, чтобы она ни говорила и как бы ни поступала. В какой-то мере она бесспорно зависит от нас, тебя.

– Нет, мама, здесь другое. Она не живет своей жизнью, у нее появился шанс начать ее, и ничего не получилось. Марина уже не один год страдает от болезненной ревности ко всему и всем, что окружает меня. – Алиса допила сок. – Спасибо за ужин. Пойду проведаю ее.

– Алиса, она просила, чтобы ты не приходила. – Софья Львовна недоуменно развела руками на поднявшиеся брови дочери. – Она поблагодарила меня за лекарства и сказала, что вообще не станет подходить к дверям сегодня. Она была какая-то странная, все время прятала глаза и ждала, когда же я оставлю ее в одиночестве.

– Что за ерунда, – набирая телефонный номер Марины, нахмурилась Алиса. – Это от высокой температуры?

– Мне это тоже не понравилось, поэтому я уже несколько раз звонила по телефону, интересовалась, не лучше ли ей.

– Алло, Маришка, привет. Как ты, дорогуша, совсем плохо? – Алиса никогда не чувствовала такой вины перед подругой. Ей хотелось, чтобы температура лучше была у нее самой – это было бы справедливо.

– Привет, паршиво себя чувствую, целый день лежу, пью травяной чай тети Сони.

– Мариш, я хочу проведать тебя. Принесу меда, малины, и мама кое-что соорудила на ужин. Ты же ничего не ела.

– Спасибо, я не голодна. Ты же знаешь, что температура напрочь лишает меня аппетита, – тихо, устало проговорила Марина. У нее сильно болело горло, и слова произносились с трудом. – Даже не думаю о еде.

– Ты не хочешь меня видеть? – дождавшись ухода матери, прямо спросила Алиса.

– Перестань.

– Я знаю, что происходит. Прости меня, Машуня, я виновата перед тобой. Я не должна была обращаться к тебе со своими проблемами и вынуждать тебя бродить по темным, холодным улицам. Прости, пожалуйста, – ответом было молчание.

Марина погрузилась в воспоминания о том, как действительно мерзла в воскресенье. Она долго бродила по городу и, наконец, позволила себе немного погреться в одном кафе неподалеку от дома. Там она грустно пила плохой кофе без сахара. Она чуть не плакала от мысли, что в ее квартире в это время какой-то мужчина ласкает красивое, ухоженное тело Ляльки и нет той никакого дела до того, как тяжело у Марины на душе. Время шло ужасно медленно. То, что труднее всего ждать, Марина ощутила на себе еще раз в этот бесконечный вечер.

Она бы еще посидела за недопитой чашкой холодного кофе, слушая ненавязчивую музыку, но двое подвыпивших парней решили составить ей компанию. Они неприятно дышали в ее сторону перегаром и предлагали присоединиться к ним. У Марины не было ни малейшего желания заводить знакомство. Поэтому она молча поднялась из-за стола и, застегнув куртку, вышла из кафе. После теплого помещения холодный сырой воздух мгновенно заставил ее съежиться и идти быстрее. Только вот куда идти? Она решила двигаться в сторону дома. В любом случае, она сможет устроиться в соседнем подъезде. Там, по крайней мере, теплее, чем на улице, а в своем доме она будет себя чувствовать в безопасности.

Так она и сделала. Около семи она зашла в знакомый двор. Даже села на качели и несколько раз качнулась, как когда-то в детстве. Руки совершенно замерзли от прикосновения к металлу. Марина встала и пошла к соседнему подъезду. Машинально подняла голову на свои окна: свет на кухне и темнота в комнате. Быстро опустила глаза, словно подсмотрела в замочную скважину, от неприятного чувства ее бросило в жар. Марина прижала холодные ладони к пылающим щекам и вбежала в соседний подъезд.

Она устроилась на подоконнике, глядя в уличную темноту. Единственный фонарь светил где-то высоко, освещая скорее верхушки огромных старых тополей, а не дорожки, по которым ходили люди. В тот момент безлюдный двор был пуст, и только завывание ветра в оконных рамах стало на этот час единственным собеседником и свидетелем грусти Марины. Никто не заходил и не выходил из подъезда, в квартирах тоже все вели себя очень тихо. Словно все замерло вокруг, и только ей нет покоя. Нет, и не будет его, пока сердце Алисы снова пылает страстью к очередной жертве ее красоты. Марина прижалась лбом к холодному стеклу, закрыла глаза: «Никто не будет любить ее так, как я, – бескорыстно, от всего сердца… Им нужно ее тело, а мне – ничего. Я просто хочу быть рядом». Эта мысль столько раз приходила ей в голову, что иногда Марине казалось, она говорит об этом подруге вслух. Она видела, что Алиса порой тяготится ее привязанностью, но ничего с собой поделать не могла. С некоторых пор разговоры с подругой стали единственным светлым моментом в серой, будничной жизни Марины – так она считала. Поэтому свое пребывание на этом подоконнике, замерзшая и расстроенная, она все же старалась рассмотреть как неоценимую услугу Алисе. Она доверила сокровенное ей, Марине, значит, она понимает, что никто другой не проявит к ней столько внимания, никто не пойдет навстречу с таким самоотречением. Эта мысль согревала, прибавляла терпения, когда Марина смотрела на мучительно медленно движущиеся стрелки циферблата.