Когда забудешь, позвони - Татьяна Лунина Страница 50

— Может, возьмете деньги? Отдам всю выручку, — отвлекая внимание, неуверенно предложил он.

Троица дружно рассмеялась.

— А ты с юмором! — похвалил старшой. — Жалко — лох. Ну, да не один такой. Хрен с тобой! Забирай своего пуделя и двигай. Но запомни, — он чуть наклонился вперед, оставаясь за спиной, — заложишь — не проживешь и дня. — Потом, довольный, откинулся назад и приказал: — А сейчас — отваливай! И благодари мою доброту.

Борис повернулся к нему и пристально посмотрел в приятное лицо: запомнить немолодую сволочь.

— А вот это ты зря сделал! — вздохнул «добряк» и кивнул подельнику.

Дальнейшие события разворачивались с быстротой молнии. Глебов щелкнул кнопкой на маленькой узкой трубочке, распахнул водительскую дверцу.

— Беги! — крикнул Чернышу.

Что-то прогремело над ухом, метнулась мохнатая тень. «Лох» увидел вытаращенные от боли и изумления три пары глаз. Потом зенки закатились и вся троица дружно отключилась. Что-то теплое полилось по щеке. Борис провел по ней рукой — кровь. Зацепил все-таки, гад! Надо выйти из машины и где-нибудь укрыться. Через полчаса они придут в себя и станут его искать. Чтобы добить. Приказ неведомого «ястреба», подкрепленный злобой, теперь будет выполнен. А потому нужно скрыться. И побыстрее. Можно, конечно, выпихнуть этих из машины и уехать. Но сил нет, вряд ли он проедет метров сто. Голова кружится, предметы куда-то плывут.

Раненый попытался выйти, но ноги подкосились, и он коряво вывалился на асфальт. Рядом, поскуливая, стоял Черныш.

— Тихо!

Глебов на карачках переполз дорогу и свалился в бурьян. Нет, здесь оставаться нельзя. Найдут. Цепляясь руками за сухую траву и обдирая ладони о мелкие острые камни, прополз еще метров десять. Как будто десять километров. Последнее, что видел, — кудрявая голова, прижатая к земле его грудью. Потом все погрузилось в черноту…

— Вы живы? — тормошил испуганный женский голос, и чья-то рука ощупывала шею. — Господи, вы живой?

«Оставьте шею в покое!» — хотел сказать Борис, но губы не разжимались, будто их сцементировало.

— Что с вами? На вас напали? Вы меня слышите? — Настырные вопросы били по ушам и не давали сосредоточиться.

Он разлепил тяжелые веки.

— Слава богу, живой! — обрадовалась женщина. Веки потянули за собой губы.

— Вы — кто? — Куцая фраза была громоздкой и неподъемной, словно язык выталкивал не местоимения, а платформу, груженную танками.

— Я просто проезжала мимо, — принялась объяснять женщина. — А пудель вдруг выскочил на дорогу и застыл прямо перед машиной, чуть под колеса не угодил. Сигналила-сигналила — ни с места. А у меня тоже собака, — доложилась невпопад, — овчарка. Я вышла из машины, пес потащил меня в лес. Вцепился в подол и тянул, честное слово! Там, в кустах вас и нашла, в крови. Вы ранены?

— Где пудель?

— Он ваш? Я так и знала! Да вот же, рядом сидит. Борис повернул голову и наткнулся на черные блестящие глаза. Черныш наклонился и лизнул его нос.

— Привет! — счастливо вздохнул хозяин. Глебов родился в рубашке! И рубашку эту сшили его знания да Черныш. Давным-давно доктор физики смастерил на досуге оружие для молодой красавицы-жены. И не оружие вовсе, а так — игрушку, безобидную трубочку с кнопкой вверху. Чтобы могла молодуха защитить себя в недобрый час. Жена ушла, а час обернулся секундой. Которая спасла бывшему ученому жизнь. Луч из стерженька бил по цели мгновенно, точно и жестко. Жаль, не убивал — вырубал на полчаса. Но этих тридцати минут хватило, чтобы спастись человеку и собаке.

Очухавшись, бандиты, видно, решили, что с лохом покончено, собака никого не волнует. А лучше дать деру и доложить своему «ястребу», что дело сделано, следов — никаких. После их драпа Черныш и выскочил «голосовать» на дорогу. Будет ли наказано зло — жизнь покажет. А сейчас лучше подумать не о чьем-то наказании — о своей судьбе.

Борис откинул забинтованную голову на спинку кресла. Пуля, оцарапавшая висок, предупредила: завязывай с извозом и не валяй дурака. А привет из прошлого, завалявшийся в кармане старого пиджака и спасший жизнь, разъяснил, что преступно зарабатывать автошкольными знаниями, когда за плечами — лауреатское звание и степень доктора наук. Так жить — не уважать своих учителей, предавать их надежды и память.

Глебов встал, подошел к окну. Капли дождя лизали мокрое стекло, ветер срывал с деревьев листья и гнал вдоль тротуарных бордюров. Дамы сменили летние шляпки на осенние зонты. После этой непогоды должно наступить бабье лето. Он довольно ухмыльнулся и сказал Чернышу, торчавшему столбиком рядом.

— Ну, что, приятель, закатываем рукава и все начинаем сызнова?

Март, 2003 год

На киностудии никак не могли взять в толк, что случилось.

— Але! Какие заложники ? Але! — опекал в трубке немолодой женский голос. — Кто говорит?

— Дай-ка, Миша, мне! — не выдержал Вересов и рявкнул в протянутый телефон: — Говорит режиссер картины «Неопалимые», со мной съемочная группа из Москвы. Моя фамилия Вересов. — Мобильный восторженно закрякал. — Спасибо! Но сейчас не до этого. Нас взяли в заложники бойцы… Как называется ваша организация? — спросил старшего.

— НОСУ! — сурово напомнил тот. — Национальный отряд самостийной Украины. — И угрожающе поиграл пистолетом, выпятив тощий живот с железками.

— Бред какой-то, — буркнул Вересов, но послушно повторил: — Бойцы национального отряда самостийной Украины.

В ответ что-то слабо пискнуло. Видно, до тетки наконец дошло, что с ней не шутят.

— А я тем более не в курсе! — режиссер. — Будьте добры, передайте это директору. Или в милицию позвоните. Не знаю, делайте что угодно, только не тратьте на меня время!

К нему подошел «обрезанный подбородок» и выхватил телефон.

— Слухай суды! С тобой балакаить Грыгорий Гузка, боец НОСУ. Камеи ментам, нэхай шлють выртолет тай мильен баксов. Иначи подорву усих к бисовой матери! Усекла, бабка? Шо? — Через пару секунд доложился: — На сорок шостом киломитри… Да! Топай, давай, старая! — И, грязно выругавшись, бросил аппарат продюсеру.

— Оцэ таки дила, мужики! — довольно гоготнул другой. — Казалы, мынется, а воно тильки настае.

«Да они же сумасшедшие! — Ангелина. — Или наркоманы. В их поведении нет никакой логики». Но логика была, и это доказали дальнейшие события.

— Курить можно? — спросил Рабинков.

— Тыбе — ни! — отрезал старший и харкнул на ступеньку «рафика».

Водитель дернулся, но промолчал.

— Зачем же машину-то пачкать? — не выдержала Ангелина.

— Цыц! — лениво приказал молодой. «Подбородок» даже не отреагировал на мышиную реплику.