Вальс одиноких - Галина Врублевская Страница 50

Яичница и бутерброды с ветчиной составили меню воскресного утра. Иветта с Глебом, ощущая небрежение Анны, чувствовали себя скованно. Иветта маскировала смущение суетой у плиты, Глеб напряженно смотрел в окно. Анна начала допрос:

– Где вы работаете, Глеб?

Глеб проронил что-то невразумительное про рекламную деятельность, назвав себя артдиректором.

– О! Вы большой человек? – с насмешкой воскликнула Анна, отчего Глеб почувствовал себя маленьким врунишкой.

Аня долго жевала бутерброд. Затем, ни к кому не обращаясь, сказала в пространство, что у папы всегда были соленые огурчики к яичнице. Повисло неловкое молчание. Глеб попытался нарушить его, заговорил о книжных новинках, но Аня тему не поддержала.

– Аня, как вы посмотрите, если ваша мама и я будем жить вместе?

– До сих пор жили, меня не спрашивали, – отпарировала Аня.

– Ты о чем, дочка? – изобразила непонимание Иветта.

– Хватит, мама, притворяться. У меня же глаза не замылены. Всюду следы этого господина: носок в ванной, перчатка на полу в прихожей. Даже буквально – грязный отпечаток сорокового размера на линолеуме. Мне все давно ясно.

Иветта порозовела, а Глеб попытался перевести разговор на шутливую стезю. Он объявил, что признает право Ани царствовать и повелевать в этом доме, так как математика – царица всех наук. Следовательно, Аня – жрица этого храма. Ане вымученный юмор не понравился, она вообще скучала с гуманитариями. Их речи были пространны, а мысли растекались непонятно куда. И все же, что мать нашла в этом несостоявшемся художнике? Моложе ее, ничего не добился, да еще претензии на значительность. Назвался артдиректором, а носки в дырках. Интересно, давно они вместе? Отогнав мысли о подробностях этой связи, Аня с безразличием проговорила:

– Да ладно. Живите, ради бога, коли охота есть. Я вам мешать не буду, все равно на днях уезжаю.

– Куда, Анечка? – встрепенулась Иветта, впервые услышав о предполагаемом отъезде.

– В Финляндию. Мне предложили учиться в Хельсинки по программе студенческого обмена.

– Так вдруг?

– Почему же вдруг? Я полгода занималась финским языком. Английский, как ты знаешь, еще в школе выучила. Ну и мои показатели в учебе отвечают критериям отбора.

– На что же ты там будешь жить, доченька?

– Это не проблема. Во-первых, мне положена стипендия около трехсот долларов. Во-вторых, там всегда можно подработать. Ты, мамочка, не волнуйся.

Аня вдруг смягчилась, укорив себя, что неприветливо встретила гостя. В самом деле, она уезжает, мама остается в одиночестве. Слава богу, что у нее образовался этот друг. Они еще ждут ее благо Словения – прямо как дети!

– Что ж, будем считать, помолвка состоялась, – улыбаясь, подытожила Аня. – Желаю мира и согласия. Располагайтесь, Глеб. Чувствуйте себя как дома А мне, извините, пора заниматься. Завтра самый трудный экзамен.

Аня встала из-за стола и ушла в комнату. Глеб шагнул к двери и предусмотрительно повернул защелку. Затем присел к Иветте и обнял ее:

– Ну вот, трусиха. Все обошлось. Ты пугала, ЧТО дочь у тебя – деспот. А она так мило себя вела. Чудесная девушка.

– И моложе меня на двадцать лет, – не упустила случая подначить любимого Иветта.

– Ты знаешь, как я отношусь к длинноногим красоткам. Кстати, ножки у твоей Анечки от ушей растут, – подыграл Глеб и тут же поцеловал Иве) ту, заметив, что она нахмурилась.

– Как же ты к ним относишься?

– Очень просто. Все девицы – как пресные булочки. Мягонькие, свежие, но абсолютно безвкусные. В душе – пустыня: ни чувства, ни фантазии.

Возьми свою Анюту – ни одной книжки не прочитала. Кроме своих формул, ничего не знает.

– Нет, Аня – начитанная девушка, – обиделась Иветта. – Это она меня и с Прустом познакомила, и Джойса приносила. Просто сегодня она немного расстроена была, вот и говорила все наперекор. Она, понимаешь ли, отца любит, и ей больно, что мы разошлись.

– Она же взрослая девушка. Должна понимать, что жизнь простой не бывает.

– А ты понимаешь, Глебчик?

– Я понимаю, как мне повезло. Какое счастье, что я встретил тебя, самую мою желанную девочку.

Глеб просунул руку под платье Иветты и коснулся ее горячего бедра. Он медленно клонил ее тело к диванным подушкам. Но Иветте трудно было расслабиться, мешали присутствие дочери и мысли о ее предстоящем отъезде. Иветта резко встала и принялась за уборку посуды. Рука Глеба уткнулась в колючий диван. Он понял, что теперь у них с Иветтой все пойдет иначе: дни будут отданы делам, а ночи – любви. Все как у настоящих супругов.

Едва хозяйка убрала со стола, раздался телефонный звонок. Звонил Бузыкин. Иветта уловила встревоженные интонации в его голосе. Начальник объявил, что завтра ей не следует выходить на работу.

– Как?! Фабрика закрылась?

– Нет. Но нашу мастерскую мы вынуждены ликвидировать, она себя не окупает. Была контрольная комиссия, впрочем, это не важно…

Иветта чувствовала, что шеф что-то недоговаривает, но вникать в дела руководства – не ее забота.

– Это окончательное решение? – упавшим голосом прервала она тираду начальника.

– Увы, Веточка. Ничем не в силах вам помочь.

Иветта положила трубку и задумалась. На что жить? Поделилась своей бедой с Глебом.

– Выкрутимся как-нибудь. Я заказы найду. Помнишь, как Джон говорил? Если человек живет в канале, он получит все, что ему требуется. Главное не бояться жизни.

Пройдя курсы духовного роста, Иветта стала увереннее, хотя понимала, что от нее тоже потребуются усилия в поиске работы. Но думать об этом сейчас когда рядом Глеб, не хотелось. Его присутствие и ласки были лучшим наркозом от беспокойства. Глеб нежно гладил Иветту, и все невзгоды отступали перед волшебной игрой его чутких пальцев. От Иветты одна за другой отлетали ее скучные ипостаси: мать, инженер, хозяйка дома. Под нежной бархатистой кожей осталась просто женщина – желанная возлюбленная без звания и профессии.