Коллекция: Не в первый раз замужем - Михаил Оселедчик Страница 5

На их курсе училось несколько арабов, вальяжных смуглых молодых мужчин, необыкновенно обаятельных и своей нездешней смуглотой весьма привлекательных для белокожих северянок. Целыми днями арабы мирно посиживали в буфете, попивая кофе с пирожными, а остальное время проводили, покуривая ароматные сигареты или тонкие сигары в вестибюле института и разглядывая проходящих мимо женщин. Завидев особенно стройные ножки, они ласково улыбались их владелице и говорили что-нибудь приятное. Девушки краснели и удалялись, завлекающе покачивая бедрами. Арабы созерцали это чудесное зрелище в экстатическом восторге, вздыхали и возвращались к мирной беседе. На занятиях их никто и никогда не видел. Впрочем, в Россию они приехали отнюдь не учиться.

Особое место среди них занимал Сагир Алимхан. Он вел происхождение из очень богатой ливанской семьи. К описываемым событиям он уже три года проучился в Сорбонне, четыре года в Оксфорде и два года в Беркли. Учиться ему нравилось чрезвычайно, гораздо больше, чем жить в полуразрушенном Бейруте, где уже который год полыхала война. Так что Сагир Алимхан выбрал путь вечного студента, перебираясь из одной страны в другую, пока не попал наконец в Россию. Его семейство периодически протестовало и даже пыталось лишить его вспомоществования, но потом успокаивалось и щедрой рукой давало деньги человеку, чья ученость стала предметом родовой гордости всего клана.

Сагир обладал редкостным обаянием и отменным чувством юмора, благодаря чему всегда был окружен целой свитой девушек. Остальные арабы молчаливо признавали его первенство и терпели его шутки. Особенно Сагир любил рассказывать истории про своего друга Мохаммеда.

— Знаете, — спрашивал он, — почему Мохаммед, когда смотрит программу новостей, всегда ставит один телевизор на другой?

— Нет, а почему?

— Он надеется рассмотреть ножки дикторши.

Все смеялись, Мохаммед тоже.

— А знаете, — продолжал Сагир, — зачем Мохаммед купил семь телевизоров?

— Нет, расскажи!

— Он хочет смотреть семь выпусков сериала одновременно.

Народ веселился, Мохаммед радовался вниманию к своей в общем-то более чем скромной персоне, а Сагир уходил с очередной подружкой.

На Юльку он обратил внимание сразу же, но ухаживать за ней не пытался, подчиняясь некоему фаталистическому принципу: пусть плод созреет и сам упадет тебе в руки. Он всегда ласково улыбался ей при встрече и делал витиеватые комплименты:

— О Юлька, свет очей моих! Ты сияешь, как полная Луна, освещая своим великолепием тьму вокруг, спасая путников, блуждающих в темноте! Глаза твои — как яркие звезды на темном небосклоне! Губы твои — как сочные вишни, манящие отведать сладкого сока!

Юлька веселилась и отвечала:

— Слова твои приторны, как переслащенный кофе! А комплименты напоминают засахаренную дыню!

Сагир улыбался и провожал ее замаслившимися глазами: она нравилась ему чрезвычайно, но обычные подходы на нее совершенно не действовали. Нужно было найти что-то необычное.

— Какая женщина! — вздыхал Сагир и поглубже затягивался сигаретой, словно пытаясь в клубах дыма прочитать нужный ответ.

И — представьте себе — однажды прочитал. Ибо, как гласит мудрая персидская поговорка, ожидание утомляет тело, но просветляет душу. Пуская кольца дыма и меланхолично рассматривая, как они медленно тают в воздухе, Сагир подумал, что так же и слова растворяются в пространстве, не оставляя следа. Значит, нужно предложить Юльке нечто, что не исчезнет без следа и постоянно будет ее задевать и напоминать о страстном арабе. Но что? Драгоценности? Не возьмет, он давно наблюдал за ней и это понял. Одежду? В ней он ничего не понимает, вкусу Юльки не угодит, и вообще выглядеть будет нарочито. Тогда что? А чем Юлька отличается от остальных девушек, кроме удивительной сексуальности? Хорошими мозгами и любовью к учебе. Бедному арабу было нелегко признать, что женщина может быть умной. Но дело обстояло именно так.

Сагир преодолел свою природную лень и предпринял несколько шагов. На Новый год на студенческом вечере он преподнес Юльке роскошно изданную «Тысячу и одну ночь» с великолепными иллюстрациями, но… на арабском языке.

Юлька с восторгом полистала книгу и лукаво сказала Сагиру:

— Но, мой щедрый друг, ведь я не знаю арабского!

На что тот весело ответил:

— Но ведь его можно и выучить, моя госпожа. Ваш бедный бедуин был бы счастлив помочь вам, чтобы вы могли сполна насладиться всем великолепием и сладостью нашей культуры.

— Благодарю вас, мой любезный друг, возможно, я и воспользуюсь вашим предложением.

— Мой шатер всегда гостеприимно распахнут для вас, моя госпожа.

С этими словами «бедный бедуин» учтиво прижал руку к груди, туго обтянутой рубашкой от Версаче, и склонил голову, хитро поглядывая на Юльку. Та засмеялась и поцеловала его в щеку.

Довольный Сагир отправился пить кофе и ожидать продолжения. Оно не заставило себя ждать.

Как-то вечером он лежал на ковре в своей комнате в общежитии — а он буквально все завалил коврами, стоимости каждого из которых хватило бы на прокорм небольшого арабского селения на ближайшие сто лет — и покуривал кальян, присланный ему в подарок любимой сестрой. В дверь тихо постучали.

— Да-а-а! — нараспев крикнул Сагир. — Входите.

В комнату вошла Юлька.

— О, моя госпожа! Солнце осветило мое скромное жилище! Счастье вошло в мое сердце!

— Как мило, мой славный друг! — столь же приторно ответила Юлька. — Слова ваши — как бальзам, врачующий раны, как волшебный эликсир, возвращающий радость жизни!

Сагир засмеялся и приглашающим жестом указал Юльке на мягкую подушку возле себя. Юлька сбросила туфельки и грациозно уселась на подушку, целомудренно расправив на коленях тонкую юбку.

— Кофе с кардамоном, моя госпожа?

— Благодарю вас, — церемонно ответила дама.