Жизнь для себя: Сладка ягода вместе - Мария М. Павлова Страница 5

Немного облегчила его страдания картина того, как добывается это самое перо. В энциклопедии Брема он когда-то прочитал, что мозг у павлина очень маленький, а голос резкий и отвратительный. Лидия Георгиевна, оставив на какое-то время обнаженную до пояса подругу, стала носиться за гадко орущей птицей с намерением выдрать у нее из хвоста орудие нежной страсти. В этот момент он читал открытую наугад статью Сесилии Лифтенбоген. Она утешительно утверждала, что в желании партнеров нежно касаться друг друга разными предметами нет ничего предосудительного.

— Ну да, ну да… — едва слышно бормотал себе под нос Павел. — Ничего предосудительного… И то хорошо… Так… Петтинг. Это нам вряд ли подойдет. — Но рука его сама сделала пометочку. Привыкший к любому делу подходить с максимальным вниманием и скрупулезностью, Павел продолжал штудировать плоды творчества сексуально просвещенных авторов, и в его воображении один за другим прокручивались ролики на соответствующие темы. И тут его осенило: богатая фантазия может быть вовсе не заслугой разума, а всего лишь плодом внешнего воздействия. Но и эта мысль не принесла облегчения.

— Садизм, — механически шевелил губами Павел. Видимо, Дашенька не сильно разбиралась в тонкостях терминологии, вследствие чего в стопке принесенных ею книг оказался справочник сексопатолога. — Маркиз де Сад. С английского переводится как грусть. Маркиз Грусть. — Павел поднял глаза от книги и обвел полубезумным взглядом читальный зал. Лидия Георгиевна одобрительно кивнула ему с противоположной стороны зала и подозвала к себе Дашу. И хотя Павел осторожно, чтобы никто не заметил, потряс головой, картинам, возникающим в его черепной коробке, позавидовал бы даже Тинто Брасс. На этот раз Дарья изящной кожаной плеточкой принялась охаживать бока Лидии Георгиевны, одетой в кожаный прикид из тонких полосок. На ее шее красовался клепаный ошейник, очень похожий на собачий. Лидия Георгиевна получала от побоев видимое удовольствие и норовила лизнуть Дашенькин сапог с голенищами до самой промежности…

Павел незаметно перекрестился и перелистнул несколько страниц. Следующим пороком, свойственным человечеству, шла некрофилия. Пробежав глазами пояснительную часть, он трижды перекрестился и поднял глаза к потолку хранилища знаний. Молитв Павел не учил, но искреннее «Господи, прости мою душу грешную…», повторенное три раза подряд, здорово облегчило дальнейшее изучение литературного источника.

— Это же чистый криминал… — шептал он тихо, но, как человек последовательный, не спешил закрывать справочник и бегло ознакомился еще и с фетишизмом.

На это раз цветной ролик, прокрученный в его мозгу, не вызвал сильного отвращения. В нем все та же полуобнаженная Дарья танцевала с черной лайковой перчаткой, прижимая ее сначала к лицу, потом к груди. На улице было тепло, но перчатка уверенно присутствовала в картине, что Павел отнес за счет уже не своей, а Дарьиной фантазии. От груди перчатка спустилась ниже, на чуть выпуклый Дашенькин живот, потом, медленно обойдя ее талию, принялась подниматься по спине вдоль Дашиного позвоночника, к самой шейке, затылку и снова к лицу. Когда перчатка коснулась пухлых девичьих губ, Павел заставил Дашу укусить лайковую растлительницу. Даша, бросив на него косой взгляд, вонзила зубки в нежную черную ткань, и перчатка покорно исчезла из поля зрения. Не успел Павел облегченно вздохнуть, как его сознанием завладела фетишистская версия Лидии Георгиевны. Она оказалась не столь утонченной, попроще, но от этого не менее дерзкой. Директриса стояла у зеркала в чем мама родила, но в мужском пиджаке и жадно вдыхала запах наглаженных отворотов. Глаза ее были мечтательно закрыты, а крепкое, стосковавшееся по любви тело трепетало в судорогах вожделения…

Изматывающее чтение продолжалось. «Вот они, мои университеты», — тоскливо думал Павел, но в нем уже проснулся азарт охотника — он должен поймать, настигнуть, догнать ускользнувшее от него знание. И он устремлялся за ним, одуревая от терний, которыми, как известно, щедро усеян путь к познанию.

На третий вечер отсутствия мужа дома Маша забеспокоилась. На протяжении их супружеской жизни Павел редко давал повод усомниться в его верности. Но сейчас от смутной тревоги у нее разболелась голова. Она решила прибегнуть к старому испытанному средству, завещанному ей бабушкой. Способ хоть и казался с виду глуповатым и сомнительным, но действовал безотказно. На листке из тетрадки она написала, старательно выводя толстым синим фломастером: «Голова не задница! Завяжи и лежи!» — и повесила перед собой на шторке. Легла, как того требовал текст заклинания, и прикрыла глаза.

Перед ее мысленным взором, словно только и ждали своего часа, поплыли картины соблазнения Павла отвратительными жгучими брюнетками в количестве шести штук. Маша гнала наваждение, но брюнетки лишь становились блондинками, оставаясь при этом не менее отвратительными. Маша перевернулась на бок и попыталась думать о приятном. В дверь кто-то позвонил.

— Кого там еще принесло… — Мягкими шагами она прошла в прихожую и, как женщина осторожная, спросила: — Кто там?

— Слесаря вызывали? — раздался из-за двери мужской голос. Маша вспомнила, что вчера потек кран в ванной, чего прежде не случалось благодаря умелым рукам Павла, но тот который день задерживался, и деваться было некуда.

— Проходите, пожалуйста. — Маша впустила молодого человека в фирменном комбинезоне с эмблемой муниципальной жилищно-коммунальной службы. Сзади комбинезон был украшен изображением Петра Первого на коне, с разводным ключом в руке, на фоне металлопластикового окна. Надо было понимать — в Европу. Лицо Петра с выражением угрозы и морда коня с вывороченными ноздрями торчали в оконной раме, вглядываясь явно в сторону Швеции.

— Вот там, — показала Маша на ванную, — течет!

Слесарь начал возиться с краном. Маша уставилась на его склоненную спину, разглядывая впечатляющую эмблему.

— Господи! Какая банальщина! — заговорил в ней специалист-гуманитарий. Она вышла из ванной с намерением не мешать сантехнику и присела у телевизора. Шло повторение программы Елены Ханга.

«Правда ли, что у женатого мужчины количество сперматической жидкости, выбрасываемое при эякуляции с незнакомой женщиной, значительно превышает то, которое он выпускает со своей женой?» — спросила миловидная дама из зала. Ведущая задумалась, подсчитывая что-то про себя, и ответила утвердительно.

Машу накрыла волна подозрений. Она представила Павла, стоящего перед чужой женой с мерной емкостью в руке. Маша встала и забегала по комнате, не в силах отогнать наваждение. Неожиданно в дверях комнаты появился слесарь, на нем не было ничего, в руках он держал бутылочку, из которой кормят младенцев. Маша тихо ахнула…

— Кран я починил… — как ни в чем не бывало доложил слесарь и обворожительно улыбнулся.

— И что же вы от меня хотите? — холодно поинтересовалась Маша, кутаясь в халатик.

— Тридцать градусов! — бодро ответил молодой человек, но не ей, а миловидной пытливой даме из телевизора, которая желала знать угол наклона члена в момент наивысшего возбуждения. Красавец слесарь приставил транспортир к своему плоскому мускулистому животу, покрытому золотистым загаром, и глазами пригласил Машу убедиться. Сгорая от стыда, Маша присела возле него на корточки и сняла показания. Потом дрожащей рукой взяла бутылочку и, не отдавая отчета в своих действиях, начала эксперимент, который должен был подтвердить или опровергнуть то, что постулировалось в телевизионной программе. Постепенно она вошла во вкус и нашла свои действия вполне оправданными с точки зрения науки и ее возможного значения в жизни всего человечества.