Краденое счастье - Мария Воронова Страница 5

Деревня, где жил Зиганшин, вообще была страшной глухоманью, хоть располагалась всего в часе с небольшим езды от Питера. От второстепенной дороги, связывающей райцентр с отдаленным поселком, отходило узкое разбитое шоссе, по которому не ходил уже никакой общественный транспорт, и требовалось преодолеть еще восемь километров или на машине или пешком, чтобы добраться до места. Еще дальше, через два километра, слава богу, находилась лесопилка, иначе зимой дорогу бы совсем заносило снегом.

Сама деревня представляла собой небольшую группу домов, расположенную по левую, если смотреть от города, сторону дороги, несколько поодаль от нее. А крайний дом находился по правую сторону, скрытый от посторонних взглядов разросшимися одичавшими яблонями.

Любящий уединение Зиганшин сначала хотел купить именно этот дом, много лет простоявший пустым, но ему сказали, что хозяин находится в местах лишения свободы, и Мстислав Юрьевич решил не осложнять себе жизнь сомнительной сделкой.

Теперь, видимо, домовладелец освободился.

– Это же прожженный уголовник! – воскликнул Лев Абрамович. – Слава, вы бы видели эту рожу!

– Рожа – не рожа, – протокольным голосом ответил Зиганшин, – а формально он отдал долг обществу и теперь волен жить, где хочет.

– Но это же я не знаю, что такое! – продолжал волноваться дед. – Он мне Фриду пугает! Девочка прибежала сама не своя… А у вас дети, между прочим!

– Я за ними слежу! – огрызнулся Зиганшин. – Знаете пословицу: держи дом на замке и не говори, что сосед – вор. Никогда нельзя оставаться беспечным, кто бы ни жил рядом с тобой.

– Нет, но это! Это же страшно и опасно. Поселилась какая-то сволочь, теперь шагу из дому не ступить! Как Фрида одна теперь пойдет на автобус? Слава, надо что-то делать!

Зиганшин пожал плечами:

– Что именно сделать? Нельзя же уничтожать всех плохих людей, чтобы хорошим жилось спокойнее? Это плохо. Не так плохо, конечно, как собирать чернику комбайном, но все же нехорошо.

– Я думал, вы серьезнее отнесетесь! – вскричал Лев Абрамович и заходил туда-сюда еще быстрее. – Он совершенный отморозок, он может натворить все, что угодно!

– Но официально он теперь такой же человек, как мы с вами, и имеет такие же права…

– И право приставать к моей внучке? Ладно он нас ограбит, черт с ним, но за Фриду я реально боюсь!

Зиганшин задумался, ничего не отвечая.

– Я понимаю, о чем вы сейчас думаете. Что я враждовал с вами по каким-то выдуманным поводам, а перед лицом настоящей опасности сразу прибежал просить помощи…

– Нет, – перебил Мстислав Юрьевич, – я думаю, что могу врезать вам новые замки. Дальше могу устроить Фриде водительские права, если у нее нет. Возьмите какую-нибудь развалюху, и пусть ездит хоть до Метельского, а там пересаживается на автобус. Все безопаснее, чем пешком идти. Разрешение на оружие тоже сделать могу, но не советую. Что еще? Собаку заведите. Лучше бы, конечно, щенка, но раз такая ситуация, можно уже обученную из питомника взять. Тут тоже готов посодействовать. Вот, пожалуй, все. И не надо мне сейчас этой риторики, что мы, менты, только честных граждан прессовать горазды, а против всякой сволочи от нас защиты не дождешься. Пока наш новый сосед ничего не натворит, у закона к нему претензий быть не может. Это даже хорошо, что он тут поселился.

– Не понял?

– Благодаря ему вы с Фридой примете адекватные меры безопасности. Злодеи, знаете ли, прежде чем напасть, не всегда поселяются по соседству.

Лев Абрамович пожал плечами и посетовал, как несправедливо, что из-за одной гниды теперь придется менять весь жизненный уклад.

– Возможно, он не такая уж и гнида, – предположил Зиганшин. – Просто по дурости все время попадался, а к вашей внучке привязывается, потому что ему нравится, что она пугается. Для подобных людей чужой страх – лучшая пища.

– Но Фриде от этого не легче!

– Согласен, – кивнул Зиганшин, – но, думается, ей не придется долго это выносить. Надо же ему на что-то жить, или работать, или воровать, а тут ни на одном, ни на другом поприще не преуспеешь.

– Вы думаете?

Зиганшин сказал, что не видит способа, как человек может прокормиться в их глуши. Разве что шарить в округе по домам дачников, но люди теперь редко оставляют на зиму что-то ценное в своих загородных резиденциях. А лезть к кому-то из постоянно живущих опасно, пришибут.

– Ваши бы слова да богу в уши! – воскликнул Лев Абрамович и ушел, не дав никакого ответа на сделанные Зиганшиным предложения относительно водительских прав для Фриды, замка и собаки.

От визита соседа осталось смутное беспокойство, и после обеда Мстислав Юрьевич, убедившись, что дети надежно закрылись в доме, поехал к участковому, жившему в соседней деревне.

Дорогой он думал, что легко давать советы по укреплению обороны, когда ты состоятельный человек, а беспомощному интеллигентному старику куда деваться? У Льва Абрамовича с Фридой даже нет забора, так, стоят по периметру участка разрозненные кусты черноплодки, символизирующие живую изгородь. Если уж они не смогли крышу покрыть, то на нормальный забор тем более не хватит средств, вздохнул Зиганшин. А если последуют его совету относительно машины, то смогут взять только жуткую рухлядь, которая заглохнет в самый неподходящий момент, так что Фрида окажется совершенно беззащитна.

Участковый перекапывал грядки и при виде Зиганшина с явным удовольствием отложил это занятие.

Мужчины сели на нижнюю перекладину ворот, участковый закурил, а Мстислав Юрьевич просто подставил лицо солнцу. Лето близилось к концу, и в воздухе разлилось светлое и горьковатое предчувствие осени.

Листья уже кое-где меняли цвет на золотой и красный, на клумбах распустились пышные осенние цветы, а ветви яблонь склонились к земле под тяжестью плодов.

Даже сигаретный дым, летевший прямо в нос, вдруг показался Зиганшину приятным.

Хотелось просто сидеть и ловить ускользающие мгновения лета.

– Не знаешь, что за мужик у нас поселился? – спросил он.

Участковый рассказал, Зиганшин присвистнул.

Он ожидал, что ему сообщат биографию обычной уголовной шушеры, а тут человек из пятидесяти прожитых лет почти половину провел в местах лишения свободы, и все за преступления против жизни. Последний срок Николай Реутов мотал за убийство и изнасилование.

Мстислав Юрьевич никогда не считал себя ханжой и полагал, путь к спасению открыт для всех, даже для убийц. Но только не для насильников.

А тут… Лев Абрамович волновался не зря, с подобным субъектом мог бы ужиться разве что Достоевский.

Участковый заверил Мстислава Юрьевича, что провел с Реутовым беседу в жестких тонах и собирается уделять ему особое внимание, ибо среди подотчетного контингента Николай как бриллиант в короне.

Зиганшин слабо улыбнулся, как, наверное, улыбается врач, когда коллега рассказывает о перспективах лечения обнаруженного у него рака четвертой стадии.