Нежные языки пламени. Шезлонг - Алиса Клевер Страница 5

– Я сам ей чаю сделаю, – вмешался Андре, оттирая от меня Марко. Извечная конкуренция братьев, худшая история которой – история Каина и Авеля.

– Марко, я буду очень рада, если вы сделаете мне чай, – сказала я, и Андре замолчал. Он смотрел на меня молча, словно расшифровывая или, что еще более вероятно, придумывая для меня способ казни. Я кивнула и взгляда не отвела.

– Будь любезен, – отступил Андре. – Я тоже бы выпил чаю. И, кстати, мама, если ты еще раз скажешь мне что-нибудь про ту фотографию в журнале – напрямую или иносказательно, как ты любишь, – клянусь, я выйду голым на Елисейские Поля. И буду стоять там, пока меня не сфотографирует какой-нибудь турист из Китая. Я уж не говорю о вездесущих журналистах. Весь интернет наполнится фотографиями голого графа Де Моро.

– С тебя станется! – воскликнула Габриэль раздраженно. Она налила себе и мне вина. Так я оказалась сидящей на диване с вином и с чаем. Я не стала пить ни того ни другого, вообще стараясь не шевелиться. Оказалось, что в кухне мы были не одни. Помимо охранника присутствовали еще дворецкий и девушка в форменной одежде, по-видимому, горничная. Все они, включая охранника и, что забавно, меня, пытались слиться с обстановкой, стараясь стать невидимыми. Вечер в семье Де Моро был огнеопаснее коктейля Молотова.

* * *

Оставить всё в прошлом. Эта фраза звучала за ужином, как тост, как мантра, как просьба или даже приказ. Иногда она модифицировалась во что-то неясно позитивное, связанное с будущим, в которое нам было предложено смотреть с оптимизмом. Я же устала, была измотана и тряслась от страха за своё ближайшее будущее – завтрашним утром все эти акулы пера примутся перемывать мне косточки.

– Ты не передашь мне соус, дорогая? – Попросила Габриэль, сидевшая напротив меня за большим деревянным столом с тяжелыми квадратными ножками. Мы ужинали по-простому в кухне, которая также представляла собой малую гостиную. Стол, как ни странно, не был антикварным. Он также не был рассчитан на сто персон. Он стоял около окна, выходящего на внутренний двор, на садик. В среднем за таким столом могли разместиться не больше восьми человек. Очень по-домашнему. Я отчего-то вспомнила свою квартирку в Бибирево, мою кухню размером с этот стол и то, как я сидела на табуретке, опершись спиной о горячую «гармошку» батареи. Когда Сережа жарил свиной эскалоп (а он жарил его постоянно), кухню заполнял дым и запах мяса. После его кулинарных экспериментов всё вокруг было забрызгано мелкими каплями жира, а в раковине валялась гора посуды.

– Пожалуйста, – кивнула я, улыбаясь точно так же, как и моя будущая свекровь, одними кончиками губ. Я протянула ей соусницу и снова повторила про себя: оставить всё в прошлом. Не так уж и сложно, с тех пор как всё полетело к чертям. Я и так не могу отделаться от ощущения, что попала в параллельную реальность.

– Ты не против, если я оставлю вас с Андре совсем одних в западном крыле? – спросила Габриэль так, словно обычно я ночевала прямо у ее ног. Я была в ее доме всего второй раз в жизни, и оба раза были связаны для меня с чем-то мало приятным. В прошлый раз Сережа ударил меня по лицу. Сегодня я не могла уехать, потому что на улицах наверняка дежурили папарацци. Марко собирался уехать чуть позже, за ним должно было приехать такси. Мы же с Андре намеревались уехать отсюда завтра.

– Я не против, Габриэль. Делайте так, как вам будет удобнее, хотя мне было бы как-то спокойнее уехать домой, – ответила я как можно нежнее.

Габриэль – моя будущая свекровь. Графиня. Светская львица, которая вполне может пригласить на ужин главу французского правительства, потому что он как-то пообещал ей попробовать ее телячьи котлеты по особому рецепту. Не её, конечно, а её лионского повара. Я словно попала на съёмки телевизионного сериала, где мне забыли дать текст и не объяснили, какую роль я играю. Габриэль обращалась ко мне «ты», чтобы подчеркнуть, как она рада мне и предстоящей свадьбе, но я знала – она ненавидит меня всей душой. С Марко, который по-прежнему говорил мне «вы», мне было намного легче. Странно, как мало европейских языков разделяют обращение на «ты» и «вы». В этом мы когда-то пошли по стопам французов.

– Говоря «домой», ты имеешь в виду мою квартиру, да? Мне хочется верить в это, потому что иногда ты смотришь на меня так, словно прикидываешь, есть ли смысл бежать прямо сейчас. – Андре рассмеялся, но посмотрел на меня серьезно.

– У Андре чудесная квартирка, не так ли? Уютная, солнечная, такое тихое место. И до его работы совсем недалеко. Не то чтобы он нуждался в этой работе, но он так любит своё дело. Спасать людей – это достойное занятие.

– Спасать их лица, носы и уши, – расхохотался Андре и снова повернулся ко мне, подцепив на вилку оливку.

– Это не всегда так, – пробормотала я, вспомнив о девочке, ждущей операцию по восстановлению лица. Я сказала это тихо, но Марко, кажется, услышал и кивнул мне.

– Вы планируете уехать из Франции? – спросил он. Я уткнулась в тарелку, в которой уже довольно долго перекладывала с места на место листики салата, сухарики и тоненькие сырные свитки. – Расскажите нам, что вы думаете. Вы молчите почти весь вечер.

– Я не знаю, о чем сказать. Конечно, планирую, да. Вы же знаете, у меня мама в больнице.

– Но ты же вернешься, дорогая? – воскликнула Габриэль. – Когда ты вернешься, мы сможем вплотную заняться вопросами по устройству свадьбы. Ты уже думала о ней?

– Нет, – покачала головой я.

– О! – только и воскликнула Габриэль. Она была женщиной, смотрящей на мир под весьма традиционным углом. Ну конечно, о чем же еще может думать девушка, которую позвал замуж французский граф? Кажется, то, что происходит между мною и Андре, даже в наши дни называют мезальянсом. Он берет меня в жёны вопреки представлениям о том, что пристало человеку его круга. А мне хотелось только одного: чтобы он меня просто брал – пусть бы даже и на этом «демократичном» столе.

– Я поеду с Дашей, мама. Мы посмотрим, как обстоят дела у ее матери, а потом будем решать вопросы со свадьбой. Возможно, Даша захочет, чтобы торжество состоялось в Москве, – сказал Андре. Казалось бы – он сказал это спокойным тоном за семейным ужином в теплой атмосфере, но тут Габриэль сорвалась. Она замерла на месте, видимо, пытаясь испепелить Андре взглядом, но, встретив достойный отпор, подняла свою плотную бордовую салфетку с колен и бросила ее на стол.

– Надеюсь, Даша, он говорит не серьезно?!

– О чем именно? – растерянно спросила я. – О том, что поедет со мной в Москву, или о свадьбе?

– О свадьбе, конечно! Мы не слишком хорошо начали, если говорить о помолвке. Не слишком хорошо – мягко сказано. Нужно сделать так, чтобы свадьба была показательной.

– Хочешь, сделаем как Уильям? Наймем карету, заманим газетчиков, будем венчаться в Соборе Парижской Богоматери. Я, правда, не уверен, что так уж верю в бога, но кого это трогает в наши дни. Хочешь, сошьем Даше платье с подолом, который протянется по всем елисейским полям? – съязвил Андре.

– Не паясничай, пожалуйста, – сухо потребовала его мать, а я еле сдержалась, чтобы улыбнуться. Вот это и было то, что удерживало меня рядом с Андре раз за разом, несмотря на всё, что расталкивало нас в разные стороны. Ему было плевать на то, что думают другие. Мне – тоже. Я никогда не говорила об этом, я даже не пыталась никому навязывать свою точку зрения, я зарабатывала это право, уходя от мира в свою пещерку в Бибирево, замолкая, когда мне нечего было ответить. Андре насмехался над любыми попытками причесать его и впихнуть в заранее приготовленную для него роль. Я подумала: «Да Габриэль нужно молиться, чтобы мы решили пожениться в Москве! В этом случае она убережет себя и Париж от какого-нибудь немыслимого эпатажа. Но она будет молиться, чтобы свадьба не состоялась».