По зову сердца - Джин Стоун Страница 5

Джинни, переведя взгляд с падчерицы на пасынка, перешла к делу:

— Полагаю, вы явились сегодня сюда из-за денег.

— Джинни! — с упреком бросила Джоди. — Это не правда. Меня не интересуют материальные блага. Мой дух выше их. Моя жизненная сила — в Новом мире.

Брэд усмехнулся.

— Если ты не знала, — продолжала Джинни, обращаясь к Джоди, — сообщаю, что твой отец ежемесячно укреплял твою «жизненную силу» неким подарком. Точнее, пятью тысячами долларов. — Она вытряхнула из лежавшей на столе пачки Брэда сигарету и закурила. — Именно столько он платил за то, чтобы ты стала выше материальных благ, Я буду продолжать присылать деньги, хотя мне претит мысль об этом.

Вообще-то Джинни опасалась, что, если откажется платить, дух Джейка будет преследовать ее. Новый мир помог вырвать Джоди из наркотического ада.

Джоди задержала дыхание и закрыла глаза:

— Новый мир — мой дом…

— Очень хорошо, — перебила ее Джинни, выпустив клуб дыма. Уже несколько лет она не курила. Дым был отвратителен ей и драл горло. Она повернулась к Брэду:

— Кстати, ты до сих пор не сказал ни слова.

Брэд пожал плечами. На его лице, покрытом двухдневной щетиной, появилась кривая усмешка, и он стал похож на Тома Круза и Дона Джонсона одновременно.

— Если сестре там хорошо…

— Заткнись, Брэд. Незачем изображать родственные чувства. Не сомневаюсь, деньги тебе небезразличны.

Он одарил се ослепительной улыбкой в духе Джона Кеннеди:

— Надеюсь, вы не забыли, что мой отец умер? Я пришел проститься с ним.

Джинни с трудом подавила желание выбить ему зубы. «Впрочем, — подумала она, — через минуту он пожалеет куда больше о смерти отца, которого за тридцать шесть лет своей жизни немало позорил и из которого немало вытянул».

Она стряхнула пепел на землю.

— Мне бы хотелось поверить в это, но мой жизненный опыт говорит о другом.

— Дорогая мамочка, мы не сомневаемся, что у вас есть опыт.

Она не обратила внимание на прозрачный намек.

— Не сомневайся и в том, Брэд, что денег для тебя не найдется.

Он, прищурившись, молча смотрел на мачеху. Джинни же сосредоточила внимание на струйке сигаретного дыма.

— Несколько лет назад, — продолжала она, — твой отец перевел свое имущество на мое имя. Дом, фирма, акции — все принадлежит мне.

Брэд, казалось, ничуть не разволновался, но на его щеках выступил румянец.

— Полагаете, я вам поверю?

Джинни пожала плечами:

— Он завещал тебе ресторан. Во всяком случае, дал деньги на него. Это твоя доля наследства. Ты волен распоряжаться ею как хочешь. Тони или выплывай.

Ни для кого не было секретом, что Брэд быстро шел ко дну. Обманом и шантажом он выудил у отца деньги и откупил популярный в то время ресторан; теперь же сын ее покойного мужа испытывал большие финансовые затруднения.

Брэд вскочил:

— Я должен видеть завещание. Пойду звонить адвокату.

— Завещание Джейка ты увидишь. Оно очень точно отражает чувства твоего отца. Что касается адвоката, советую тебе подумать, чем ты будешь с ним расплачиваться. — Джинни отбросила сигарету, встала, подошла к Брэду и заглянула ему в глаза. — Есть еще одна идея: может, вступишь в Братство нового мира по примеру сестры? Это твоя единственная надежда получить средства к существованию.

Джинни улыбнулась, а потом, босая, вошла в дом.

К семи часам вечера по дороге вдоль каньона потянулась вереница «бентли», «ягуаров» и «мерседесов»; их владельцы спешили домой, чтобы переодеться в вечерние наряды. Один прием закончился, но, как всегда, предстоял следующий.

Джинни презирала такой образ жизни, и все же он вошел в ее плоть и кровь.

Она сидела на краю огромной постели (никогда больше Джейк не ляжет рядом с ней) и прислушивалась к звяканью посуды, шуршанию выбрасываемого мусора, к голосам безымянных официанток в униформе, к грудному голосу Лайзы и к тому, что с сильнейшим акцентом говорила Консуэлло.

Почему-то Лайза решила остаться и помочь с уборкой.

Джинни казалось, что знакомые звуки помогут ей успокоиться. Она надеялась убедить себя, что закончился всего лишь очередной торжественный банкет, где ей, облаченной в прозрачное платье, пришлось беседовать со звездами Голливуда.

На самом деле все эти роскошные рауты (даже балы после вручения «Оскара») оставляли наутро только чувство стыда. К тому времени когда Джинни полюбила того, кто стал ее четвертым мужем, она уже была внутренне готова к тихому, спокойному существованию. Именно тогда в ее жизнь вошла Лайза. А та понятия не имела, что ее мать была шлюхой и прошла через самый грязный разврат. Лайза встретила добропорядочную женщину, преданную хорошему любящему мужу. А между тем эта женщина не заслужила и крупицы того счастья, которое обрела.

— Джинни! — послышался голос Лайзы. — У тебя все в порядке?

Джинни подняла голову. Она просидела здесь долго и не заметила, как стемнело.

— Все хорошо, — отозвалась Джинни.

Лайзе было почти тридцать, но нереализованный родительский инстинкт подсказывал Джинни, что дети всегда должны думать, будто у матери всегда все отлично.

Лайза решительно вошла в спальню и присела рядом с Джинни.

— Достойные вышли похороны, — заметила она. — Джейк удивился бы, узнав, кто придет.

Джинни не стала возражать. Хотя Джейк был всего-навсего продюсером документального кино, его уважали так, как мало кого уважали в этом городе. Он-то знал, что на его похороны придут все, кто известен или хочет стать известным в мире кино, хотя бы ради фотографий в колонках светской хроники.

Удивление вызывало другое: как Лайза, прожив почти пять лет в Лос-Анджелесе, сохранила такую наивность.

Несколько минут они сидели молча. Джинни не знала, что должна сказать дочери, боялась выдать свое отчаяние и злость, боялась показать Лайзе, какая буря кипит у нее в душе. Больше всего ей хотелось, чтобы дочь оставила ее наедине с горем.

Но так как Лайза не уходила, Джинни наконец спросила:

— Тебе рано вставать утром?

— Я попросила Гарри заехать за мной.

Лайза умолкла. Джинни вдруг поняла, что следит за каждым своим вдохом и выдохом.

— Я переночую здесь, — добавила Лайза.

«Так и есть, — подумала Джинни. — Долг дочери — поддержать мать, успокоить ее».

Джинни поднялась и включила свет над изголовьем кровати.

— Спасибо тебе. — Тряхнув головой, она отбросила волосы со лба. — Лайза, мне сорок семь лет, и я пока не нуждаюсь в сиделке.

К тому же зачем дочери заботиться о такой матери?