В атмосфере любви - Карен Темплтон-Берджер Страница 5
В атмосфере любви - Карен Темплтон-Берджер читать онлайн бесплатно
— Точнее, я думал о том, что не хотел бы оказаться на ее месте во время встречи с дедом, — сказал он после секундной заминки.
Хмыкнув, Мэгги и понесла банки в кладовую.
— Клянусь, что она жутко расстроена, — донесся оттуда ее голос.
Выйдя в прихожую, Алек снял с вешалки свою куртку.
— Гм, — вот все, что сказал он себе под нос. Его мысли были слишком спутаны, что выдать что-нибудь более внятное.
Вернувшись в кухню, чтобы сказать Мэгги «до свидания», Алек заметил на углу стола пакет с круассанами.
— А это по какому случаю? — спросил он у экономки, как раз появившейся в дверях кладовой.
— Это на завтра, мистер, так что, руки прочь. Лучше скажи, что ты собираешься предпринять насчет этого?
— Насчет чего?
— Насчет Гвин.
Алек, который как раз надевал куртку, замер с наполовину просунутыми в рукава руками, напоминая своим видом странную большую птицу, раскинувшую крылья.
— Я? А что я должен делать?
— То, что всегда делал. Помочь ей пережить трудный период. Поставить ее на ноги.
Он натянул куртку до конца и покачал головой.
— У нас с ней уже давно совсем не те отношения, что были раньше. Мы почти не разговаривали с тех пор, как… — Он задумался. — С тех пор, как появилась Сара. Вряд ли Гвин захочет обсуждать со мной свои проблемы.
Мэгги несколько секунд смотрела на него, прищурив серые глаза, потом пожала плечами, видимо решив, что нет смысла продолжать эту тему. Открыв большой холодильник, она вынула оттуда пакет с морковью.
— Ты в город?
— Да, ненадолго. Я оставил в школе сочинения, а их надо проверить к понедельнику. К тому же у меня встреча в кафе с Марианной Хаммонд, она хотела со мной о чем-то поговорить.
— Поезжай осторожнее, — сказала Мэгги, бросив взгляд в окно кухни. — Уж больно дрянная погода, не по сезону.
Алек запечатлел поцелуй на ее седых кудряшках.
— Не надо так беспокоиться, Мэгги.
Та лишь слегка приподняла брови, затем взяла угрожающего вида нож и набросилась на несчастную морковь.
Исцеление или катастрофа. Возвращение Гвин принесет либо то, либо другое. И ничего между этими крайностями, размышляла Мэгги, нарезая морковь. У Гвин всегда так — только крайности и ничего между ними. Эта девчонка всегда все видела в черном и белом цвете, не признавая никаких полутонов. Если она считала что-то правильным, то готова была отстаивать это до конца. А если уж неправильным, то держись! Никаких обсуждений, никаких компромиссов.
Даже Мэгги не могла не признать, что Ангус Робертс чересчур опекал внучку. С того самого времени, когда она приехала сюда. Двадцать лет назад. И кто мог бы упрекнуть его за это? Ведь Гвин была единственным ребенком его единственного сына, погибшего так трагически и таким молодым. Если бы не вмешательство бабушки — и самой Мэгги, — старик совершенно удушил бы девочку своей чрезмерной заботой. Впрочем, Гвин было трудно удержать на привязи. Она всегда отличалась неутолимой жаждой независимости, из-за которой не раз попадала в трудные ситуации, но благодаря чему жила настоящей жизнью.
Зажав в одной руке морковь, а в другой нож, Мэгги со вздохом облокотилась на кухонный стол и устремила взгляд на тяжелые серые облака за окном. Она не могла не признать, что упорство Гвин в достижении того, чего хочет, заслуживает восхищения. К сожалению, это упорство с легкостью переходило в упрямство и могло свести с ума кого угодно.
Мэгги вдруг поняла, что устала от всего этого. От всеобщей неуступчивости. Она уже двадцать с лишним лет жила в этой семье, которая заменила ей свою собственную, и делала гораздо больше, чем входило в обязанности экономки. Все двадцать лет она была третейским судьей для этих четверых твердолобых упрямцев. Они не догадывались об этом. Но она и не хотела, чтобы они догадались. Только их неведение относительно ее роли позволяло ей вмешиваться.
А поскольку именно вмешательство в семейные дела придавало интерес ее жизни, было очень важно, чтобы они никогда об этом не догадались. Но, святители небесные, она устала. Мэгги не знала, справится ли она с тем, что назревало между Гвин, ее дедом и Алеком. Особенно теперь, когда Эйлин Робертс уже два с лишним года не было с ними.
Алек. Бедный, недогадливый Алек. Гвин и Ангус, по крайней мере, знают, чего ждать друг от друга. А Алек и не подозревает о той тонне кирпичей, которые вот-вот обрушатся ему на голову. И вряд ли заметит их вовремя, чтобы отступить в сторону.
С очередным вздохом она снова набросилась на морковь. Сколько еще времени понадобится этим упрямым людям, чтобы понять, как сильно они любят друг друга?
Гвин сняла жилет и, не глядя, бросила на кресло-качалку, с незапамятных времен украшавшее ее комнату в мансарде. Потом устало опустилась на край кровати.
Она попала в петлю времени. Ничего не изменилось с тех пор, как она уехала. Ничего. В вестибюле не переставлено ни одно кресло, не повешено на стену ни одной новой картины. А здесь, в ее мансарде?.. Можно подумать, будто она знаменитость, чья детская комната оставлена в неприкосновенности для грядущих поколений.
Вцепившись руками в покрывало, Гвин смотрела на довольно посредственную акварель на стене. Та была нарисована ею в седьмом классе и по настоянию бабушки, которая не упускала случая похвалить внучку за любые успехи, вставлена в рамку. Лавина раскаяния обрушилась на ее измученную душу.
— Прости, Нана, — прошептала она.
Глаза защипало от слез. Гвин стиснула веки, проглотила комок в горле и сделала глубокий выдох, словно стремясь изгнать из своих легких все до единой молекулы того воздуха, которым она дышала в последние два года. Эти годы не принесли ей успеха, и она это понимала. Потому что на самом деле она, Гвин Робертс, была реалисткой — до тех пор, пока не поддавалась жалости к себе. Странно, но в то, что она реалистка, никто, кроме нее, не верил. Сколько она себя помнит, люди называли ее упрямой, своевольной, неуступчивой, неразумной. В лучшем случае — мечтательницей. Но несмотря на это, Гвин хорошо понимала, что произошло. Она сделала попытку добиться того, чего хотела, но потерпела неудачу и теперь вернулась домой зализывать раны. Все очень просто.
И в то же время совсем не просто.
Со вздохом встав с кровати, Гвин бесцельно подошла к своему старому письменному столу. Плюхнувшись на тростниковое сиденье стула, она открыла нижний ящик и вынула пачку пожелтевших пыльных листов. Программки спектаклей школьного драмкружка — «Суровое испытание», «Чучела и куколки», «Наш город», «Карусель». При желании она могла бы вспомнить почти каждую строчку каждой пьесы, в которой играла. Поначалу она относилась к театру как к отдушине, к возможности выразить те стороны своей натуры, которые не могли быть поняты ее твердолобым дедом. Она могла быть жестокой, грубой, злой и умела придавать все эти черты своему персонажу. К шестнадцати годам Гвин больше всего на свете хотела выступать на сцене. Она действительно хорошо играла и была уверена в том, что у нее есть талант. Не говоря уж о том, что драматический талант был ее единственным пропуском в другую жизнь.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments