Кризис среднего возраста - Инна Туголукова Страница 5

Вера была, конечно, девушка принципиальная. Но во-первых, Зоя сама приняла Лешкину отставку, сказала, что видала его в гробу в белых тапочках, и снова гуляет с Артемом. Странное, между прочим, значение слова «гуляет» — в смысле крутит любовь. Тоже странно — «крутит» по отношению к любви. Но это так — лирическое отступление.

Вернемся к нашим баранам, то бишь к Лешке. Итак, во-первых, Зоя приняла его отставку. Во-вторых, Лешка упорно продолжает встречать-провожать ее, Веру, говорить о своих чувствах и смотреть «особенным» взглядом, что, кстати, наиболее убедительно. И наконец, в-третьих, он ей по-прежнему нравится, чего уж греха таить.

Но разве можно капитулировать вот так сразу, с бухты-барахты? То носилась со своей неприступностью как курица с яйцом, а то вдруг — нате вам, пожалуйста, — стала доступной? Нет, тут требуется какое-то стечение обстоятельств, особый случай. И случай этот не замедлил представиться.

Здесь надо сделать небольшое отступление и рассказать, что в раннем детстве Лешку дразнили Пингвином. Что уж тут сыграло роль — фамилия Пинигин, чрезмерная упитанность или походочка а-ля Чарли Чаплин, с которой самозабвенно боролась Татьяна Федоровна, — уже не вспомнить. Но оба они — и мать, и сын — дурацкое это прозвище ненавидели лютой ненавистью. С течением времени все эти глупости забылись, а если и вспоминались, то с легкой ностальгической улыбкой по давно минувшей безмятежной поре. Однако же именно этому незначительному, казалось бы, обстоятельству выпало сыграть существенную роль в зарождающихся чувствах наших героев и перевести их в новую фазу.

На дневное отделение юрфака МГУ Вера не прошла — не добрала одного балла, поступила на вечернее и стала работать помощником нотариуса. Лешка встречал ее после занятий и провожал до дома. Эта ежевечерняя, добровольно взятая на себя обязанность дорогого стоила.

В один из таких вечеров у перехода к метро «Университет» рядом с ними притормозили новенькие «Жигули». Водитель вышел, чтобы спросить дорогу, и вдруг обрадованно закричал:

— Пингвин! Леха! Вот это встреча! Ты что, тоже теперь в Москве ошиваешься? — и понимающе подмигнул в сторону Веры.

Вера деликатно отошла в сторонку, чтобы не мешать разговору старых друзей, и только потом, уже в электричке, вдруг вспомнив заинтересовавшее ее обстоятельство, спросила:

— А почему он назвал тебя Пингвином?

— Кто?

— Ну вот этот твой друг детства.

— Кого? Меня?

— Ну не меня же!

— Ах, это! — нашелся раздосадованный Лешка. — Да просто он знает, что у нас дома живет пингвин.

— Пингвин? — не поверила Вера.

— А что такого? Он, правда, уже старенький… и болеет. Боюсь, как бы не помер, — вдохновенно врал Лешка, понимая, что от мифического пингвина надо как-то правдоподобно избавляться.

— А можно на него посмотреть?

— Конечно! Как только поправится…

— А чем вы его кормите?

— Ну как чем? — растерялся Лешка. — Рыбой кормим, котлетами.

— А разве пингвины едят котлеты?

— Ну, жить захочешь, съешь, что дают, — философски заметил Лешка. — А во времена всеобщего дефицита первыми гибнут разборчивые.

И в субботу, едва позавтракав, заинтригованная Вера поехала на станцию «Отдых», скупила у местных рыболовов весь их утренний нехитрый улов — десятка полтора окуньков и плотвичек — и отправилась знакомиться с пингвином, сочтя это прекрасным поводом для первого визита.

Дверь открыла Татьяна Федоровна.

— Здравствуйте, — растерялась Вера, вдруг почувствовав всю бестактность своего незваного утреннего вторжения. — Я вот тут корм принесла для вашего больного пингвина…

— Ах ты, Господи ты, Боже мой! — обиделась на «пингвина» Татьяна Федоровна. — Ты на себя-то в зеркало посмотри! Ворона ощипанная!

Оскорбленная в лучших чувствах, Вера выронила из ослабевшей руки пакет с рыбой и ушла, нещадно ругая себя за бессмысленный гуманитарный порыв.

— Ну откуда же я знала?! — оправдывалась потом Татьяна Федоровна. — Я думала, она над тобой пришла посмеяться…

А Лешка помчался к Вере, застал ее дома одну, в слезах, накинулся с поцелуями, сбивчиво разъясняя досадное недоразумение. Поцелуи становились все более страстными, сопротивление слабело. Через месяц интенсивных тренировок они очутились в кровати. По нынешним временам — рекордная неторопливость.

Они поженились, когда Вера закончила университет. Жили у Леши с Татьяной Федоровной. А работала Вера теперь нотариусом, что являлось постоянным предметом шуток и подначек.

— Какая-то старушечья у тебя профессия, — веселился Лешка. — Шуршишь бумажками.

Но началась перестройка, пошел бурный передел устоявшейся жизни, каждый шаг теперь требовалось заверять нотариально, и «старушечья профессия» неожиданно начала приносить очень даже неплохие деньги. Предприимчивая Вера не растерялась и открыла собственную контору.

Леша самозабвенно трудился в ЦАГИ, [1]работу свою обожал, получал за нее три с половиной копейки и страшно комплексовал из-за мизерной, недостойной ученого и мужчины зарплаты.