Одно мгновенье до любви - Сюзанна Брокман Страница 5

Кто-нибудь потом обязательно скажет: «Помнишь Чарлза Эштона? Того самого, что умер в уборной, с голым задом, держась руками за штаны?»

И забудутся все деньги, что он давал на благотворительность, вся его филантропическая деятельность. Забудется здание детского отделения больницы Болдуинз-Бридж, что он построил в память о сыне, который скончался в 1947 году от аппендицита, и в память об одном убитом нацистами французском мальчике, которого он никогда не видел. Забудется, что он помогал выиграть войну. Забудется благотворительный фонд, благодаря которому каждый год три наиболее многообещающих ученика из Болдуинз-Бридж могут поступить в колледж по своему выбору.

Все это забудется — останется только большой голый зад, лежащий на полу уборной.

«Смертельная».

Какое холодное слово.

Чарлз подозревал, что услышит нечто подобное, когда увидел доктора в первый раз, даже когда анализы еще не были готовы.

Когда они ехали домой, он сказал Джо: «Я так стар, что доктор родился намного позже того, как у меня был в последний раз секс. Я сразу понял, что новости будут неутешительными».

Джо ничего на это не ответил. Впрочем, Джо всегда отличался молчаливостью. Джо Паолетти был чуть моложе. Он имел за плечами семьдесят семь по отношению к восьмидесяти у Чарлза. Джо лишь посмотрел на него долгим взглядом, когда они остановились на красный свет.

И Чарлз мудро рассудил, что ему следует придержать язык. Не следовало упоминать секс, беря в расчет, что у Джо не было сексуальных отношений с 1944 года. Он мог бы быть покорителем женских сердец, имея внешность кинозвезды, мог бы менять женщин каждый вечер. Но он жил анахоретом с тех самых пор, как они вернулись в Болдуинз-Бридж с войны.

Войны против нацизма. Второй мировой. Они с Джо повстречались во Франции, во время одной дикой заварушки сразу после высадки в Нормандии. Надо сказать, и тогда Джо был на редкость молчаливым.

Бывает дружба, которая может завязаться только на войне. Про такую дружбу пишут в книгах. Она может свести вместе очень разных людей. Даже таких, как эти двое, — сына бедных, неустанно работающих итальянских иммигрантов из Нью-Йорка и отпрыска древнего и состоятельного бостонского рода, каждое лето приезжающего в Болдуинз-Бридж, чтобы отдохнуть, наслаждаясь прохладными океанскими бризами тихоокеанского побережья. Но они вместе сражались против нацистской Германии, и их объединяло то, о чем говорил Уинстон Черчилль: кровь, труд, слезы и пот.

Слезы.

Джо смахнул слезу, когда доктор сказал Чарлзу о его судьбе. Джо старался сделать это незаметно, но ему это не удалось.

Нельзя провести почти шестьдесят лет со своим лучшим другом — даже несмотря на все ссоры, на то, что временами ты делаешь вид, что имеешь дело только с садовником в твоем саду, который увязался за тобой после войны, — и не знать, что эти слова потрясут его до глубины души.

— Тебе не стоит так спешить, — обратился Чарлз к Богу. — У меня есть еще куча дел.

Собрав все оставшиеся силы, он дотащил пояс пижамных брюк до талии, а потом вытянулся на полу, уже с прикрытым задом, надрывно кашляя и раздумывая, слышал ли Бог обращенные к нему слова.

Доктор Келли Эштон чувствовала, что приехала не вовремя.

Она припарковала свою миниатюрную машину у ограды отцовского дома, почти рядом с принадлежавшим Джо автофургоном «бьюик», которому можно было бы дать лет четыреста, но который все же выглядел весьма внушительно. Затем Келли выключила мотор и, положив на руль скрещенные руки, на несколько мгновений застыла.

Ей подумалось, что то, что она делает, просто глупо. А она сама — полная дура. То, что она, пытаясь сохранить свою практику педиатра в Бостоне, живет в доме отца в Болдуинз-Бридж, это подтверждало. Она должна сдать диплом Гарварда обратно, ей выдали этот диплом по ошибке. Она его не заслуживает.

Ее поведение вдвойне глупо, поскольку ее отец вполне определенно дал ей понять, что не хочет ее здесь видеть.

Ему не нужна ее помощь. Он хотел бы закончить свои дни в одиночестве.

Келли открыла дверцу, потом вынула из машины аптечный пакетик и сумку с продуктами, что приобрела в магазине «Остановись и купи». Сегодня она могла бы остаться дома, но Келли решила разобрать все бумаги из своих залежей и поднялась в 4.30, чтобы отправиться в Бостон еще до часа пик. Ее новое расписание времени на бумаги не оставляло.

Ей также не терпелось приехать пораньше, чтобы узнать результаты анализов Бетси Макенны. Келли подозревала, что у этого худенького шестилетнего ребенка начинается лейкемия. Если подозрение подтвердится, то Келли необходимо самой поговорить с родителями Бетси, дать указания и познакомить их с онкологом.

Но, позвонив в девять часов в лабораторию, Келли узнала, что анализы пропали, так как фургон, который перевозил их, попал в аварию. Целый день кропотливого труда пошел насмарку. И родителей, и Бетси придется приглашать снова.

Это дело Келли перепоручила своей ассистентке Пэт Гири, весьма ответственно относившейся к своим обязанностям. Самой же ей после получения известия о том, что происходит с ее отцом, пришлось отправиться назад — хотя Келли и знала, что отец хочет, чтобы все оставили его в покое.

Но она все же его дочь, и потому ей придется посвятить несколько дней мелким домашним делам, однако стараясь при этом не раздражать отца.

Выбравшись из машины, Келли с силой захлопнула дверцу.

Отец всегда думает только о себе. И почему он решил завести ребенка в столь преклонном возрасте? Она помнит его только стариком — стариком желчным, циничным, пропитанным сарказмом.

Вряд ли он видел в ее матери Тине что-то большее, чем хорошенькое личико и молодое тело. А вот на Тину он производил впечатление многим — элегантностью, красивой внешностью, кажущейся утонченностью и весьма солидной чековой книжкой. Даже сейчас, в восемьдесят лет, этот человек сохранил следы былой красоты. У него до сих пор густые волосы — хотя и не золотистые, как раньше, а седые. А его глаза и сейчас продолжают лучиться синевой, хотя им давно пора быть блеклыми, слезиться и приобрести красноватый оттенок, особенно если вспомнить, сколько алкоголя было выпито за прошедшие годы.

Только вот душа этого человека с годами словно бы съежилась и стала уродливой.

Только в последнее время, поняв, что до смерти остается совсем немного, этот человек бросил пить. Да и то совсем не потому, что решил завязать, а из-за того, что после каждой рюмки — да и после каждого приема пищи — у него начинались жуткие проблемы с пораженным раком желудком.

В этом была некая ирония: рак излечил старика от алкоголизма, который медленно, но верно толкал его к концу. Приступы же белой горячки отвадить отца от рюмки так и не смогли.

Теперь Келли словно имела дело с другим человеком — совершенно трезвым и способным вести связный разговор.