Зима в сердце - Иден Бар Страница 5

Выхожу на темное, усыпанное скрипучим белым снегом крыльцо школы, вдыхая морозный воздух. И вдруг, как черт из табакерки — у подножия лестницы стоит Зимин! Дожидается меня в обычной своей легкой курточке. Стоит, засунув руки без перчаток в карманы широких спортивных штанин, с какими-то китайскими иероглифами на правой. На голове — моя шапка.

Поравнявшись с ним, выдыхаю.

—Привет!— по лицу парня расплывается широченная улыбка. Как будто бы он очень рад меня видеть.

Я же беспокойно оглядываюсь по сторонам. Болезненно морщусь от того, что он по-прежнему не на «вы» со мной и без должной дистанции.

—Здравствуй, Данил,— отвечаю строго. Останавливаюсь где-то неподалеку, но он делает шаг ко мне. Инстинктивно отступаю. Это его, похоже, веселит.

—Никто не увидит! Не волнуйся,— говорит, как будто у нас тут с ним тайное свидание,— все училки давно разошлись, даже Тоська.

—Какая ещё Тоська?!— хмурюсь, притаптывая на месте от холода. Интересно, как же долго он мёрз тут в одиночестве, пока караулил меня?

—Таисия, ясно же,— улыбается,— директор этой богадельни.

—Ну, зачем ты так? Богадельня,— теряюсь, мучительно думая о том, что воспитывать его не имеет смысла. Мы всматриваемся друг в друга какое-то время, стоя напротив.

—Кстати! Передай ребятам, что шапки скоро будут. Татьяна Ивановна уже заказала.

—Да им пофиг,— отвечает он. Если честно, «пофиг» это смягченный вариант, в оригинале слово Зимина было матерным.

—А почему ты так некрасиво разговариваешь?— интересуюсь.

—Научи красиво — буду красиво!— тут же следует ответ.

—Вижу, за словом ты в карман не лезешь,— ежусь в своем толстом пуховике от порывов ледяного ветра, Данил же стоит, не меняя позы и не двигаясь. Словно ему все нипочём. Такой закалённый?

—Холодно у вас там, в детдоме, наверное?!— не могу не спросить.

—Нормально. Хочешь, экскурсию проведу?— снова улыбается.

Я невольно опять засматриваюсь на него. Наверное, интересный парень. Ребёнком уже как-то язык назвать не поворачивается. Пообщаться бы с ним, да не так, стоя на морозе, впопыхах — а в классе на уроке, например. Он неглупый, я уверена. Но адекватность Зимина, конечно, вызывает некоторые сомнения. С ним лучше постоянно быть начеку.

—Данил, а что ты здесь делаешь вообще?— спрашиваю,— у вас ведь ужин скоро. В семь?

—Просто соскучился.

—И не стыдно тебе?— я пытаюсь обогнуть его, и решительно иду к воротам. Он — за мной.

—Зимин, ну-ка быстро в блок!— по-учительски приказываю, но получается комично. Мы оба улыбаемся, приостанавливаясь.

—Ну что такое, Даня?! У тебя ж ЕГЭ через пару месяцев. Готовишься?

—Сама-то как думаешь?

Иду дальше, не выдавая своих эмоций.

—Правильно думаешь,— он и не собирается отставать, приноравливаясь к моему шагу,— я, вообще, знаешь, поступать никуда не хочу.

—Это как? В маляры или дворники пойдешь?

—Не угадала,— его улыбка хищная и обаятельная, но говорит он со мной очень доверительно,— я свою жизнь хочу связать с музыкой. И с тобой!

Дыхание перехватывает. От возмущения, конечно же. Я даже не собираюсь отвечать. Мы оба молча выходим с детдомовской территории. Направляясь к остановке, я все же не выдерживаю и бросаю ему через плечо:

—До свидания, Зимин!

—Стой,— он вдруг резко обгоняет меня, преградив собой путь. Торможу, отпрыгивая, и чуть не налетев на него.

—Это потому что я детдомовский, да?! Вообще меня не рассматриваешь?!

Он произносит это так серьезно, с болью и обидой в голосе, что мое напряжение отступает.

—Что-что?!— смеюсь,— ну, хватит чепухи, Зимин. Не рассматриваю! Но не потому, что детдомовский, а потому что ты ребенок, ясно? И не только для меня. Вообще. В принципе. Хочется тебе того или нет, но ты просто ребенок!

Крутнувшись на каблуках на сто восемьдесят градусов, почти бегу к подъезжающему к остановке автобусу.

—Ты очень сильно ошибаешься, Тошечка!— кричит Зимин мне вслед.