Все возможные если… - Ольга Мицкевич Страница 5

– Он всегда торопился жить. Словно знал… – Крис говорит так тихо, что я придвигаюсь ближе, боясь не услышать. – Прошлой весной, он сдал на права и купил мотоцикл. Такой довольный был! Мама вся извелась, ворчала на него без передышки. И не зря…

Год назад, в этот самый день, Арвис погиб в нелепом происшествии на дороге: остановился помочь женщине с заменой колеса. Ехавший по трассе водитель грузовика не заметил предупредительного аварийного знака и на предельной скорости сбил парня, пока тот возился с домкратом. Протащил его чуть не километр по раскаленному асфальту, пока сообразил, но тогда было уже поздно.

– Я не помню похорон, совсем. Наверное, так боялся что навечно запомню брата бледным и холодным, словно кусок пластика, что память просто стерла тот проклятый день.

Крис резко проводит ладонью по лицу и сцепляет пальцы в замок на затылке. Рассказывает, как за пол года их отец из румяного весельчака, с коллекцией анекдотов на все случаи жизни, превратился в седого чужака, облаченного в линялым спортивный костюм. Как сам Крис лежал ночью, прислушиваясь к шаркающим шагам на кухне и приглушенным всхлипам. Как поблекло, посерело мамино лицо. Как все развалилось, расклеилось и он сбежал, едва представилась возможность. И как это мучает его – то, что он бросил родителей справляться без него.

Выговорившись, он замолкает.

На востоке теплеет тонкой полосой рассвет. Я смотрю на Криса в туманном свете крадущегося утра. Мы двое – лишь темные фигуры на холодном песке. Он кажется совсем другим сейчас – растерянным и подавленным, но, в тоже время, более реальным. Не беспечный шутник с ленивой улыбкой. Этот Крис уязвим, словно, открытая рана, и я хочу прикоснуться к нему, как-то утешить. Но в горле стоит тугой ком и мне нечего сказать. Ветер путается в волосах, глаза жжет.

– Ты пугаешь меня, – вдруг говорит он.

– Почему? – спрашиваю я, а сама думаю что и он меня пугает, чертовски сильно. Настолько, что, порой, в его присутствии мои ладони делаются влажными и липкими, а дыхание перехватывает.

– Потому, что могу рассказать тебе то, в чем мне страшно признаться даже самому себе. С тобой легко говорить. С тобой хорошо…

Он опускает на меня взгляд и воздух между нами меняется, по коже искрами бежит электричество. Крис склоняет голову, придвигается ближе. Сейчас его глаза темные, с золотыми бликами. Они манят, словно таинственные огни эльфов в тумане над топями, зовут сладкой песнью. Дыхание у меня перехватывает, колени делаются слабыми.

Надо уходить, думаю я. Пора. Макс и я, мы этого не заслужили.

Крис мягко берет мое лицо в свою ладонь, слегка наклоняет.

– Ты такая красивая… – шепчет он, – Скажи мне остановиться, сейчас. Потому, что если я тебя поцелую, то уже вряд ли смогу.

Я завороженно смотрю на мягкую линию его рта. Есть в Крисе что-то неумолимо притягательное. Но это неправильно, гадко. Перед моими глазами – лицо Макса: ямочки на щеках, теплые губы. Мы целые, неделимые. Мы сильнее этого.

– Стой, – я упираюсь рукой Крису в грудь, отталкиваю от себя. Мне надо больше пространства, больше воздуха между нами. – Нет, стой… Нет! Я…мне пора.

– Погоди… – зовет он, но я уже бегу прочь, и окончание фразы поглощает прибой.

Когда я возвращаюсь в комнату, свет погашен и Лера спит. Кровать Насти пуста. Забираю полотенце и направляюсь в общую душевую. Выворачиваю кран на полную и встаю под тугие струи – как была, не снимая платья. Вода льется по волосам, по лицу и спине, смывая песок и воспоминания. Шум воды успокаивает.

Я не сделала ничего плохого.

Думаю об этом, а щеки горят.

Я не сделала ничего плохого, но это не значит, что мне не хотелось…

Пятнадцать минут спустя я уже в кровати. Закрываю глаза, отворачиваюсь к стене и зарываюсь под простыню. За окном в розовой дымке рассвета поют птицы. Новый день начался, а я все не могу забыть какими теплыми были его руки, какими нежными.