Наследница царицы Савской - Индия Эдхилл Страница 49

– Да, как я прикажу, так и будет, – мрачно улыбнулся Соломон, – после того как все до единого приближенные, служившие моему отцу, успели мне объяснить, почему я не должен этого делать и как хорошо царь Давид, ослепляя всех сиянием своего величия, уладил бы это дело… А что если отправиться в Ецион-Гевер под видом царского посланца? Я смогу оценить ее, прежде чем она успеет понять, кто перед ней.

– Такие решения хороши только в сказках.

Веная не особенно старался отговорить царя от этой безумной мысли. Он понимал, что Соломон на самом деле вовсе не рвется ехать один и в чужой личине. «Значит, придворные снова вывели его из себя. Кучка недоумков. Как же им невдомек, что, если злить его, от этого не станет легче его направлять?»

Соломон смотрел на юг, словно пытаясь взглядом преодолеть расстояние, отделявшее Иерусалим от далекого города, где ожидала царица Савская.

– В сказках…

Царь произнес эти слова так тихо, что Венае показалось, будто это вздох жаркого летнего ветра. Потом Соломон снова обернулся к Венае:

– Завтра на рассвете я выезжаю по главной царской дороге на юг, чтобы приветствовать царицу Савскую в Ецион-Гевере. Если придворные и слуги не готовы сопровождать царя, что ж, ему придется отправиться с теми, кто действительно любит его.

– Ты им объявишь или я?

– Пусть объявит Аминтор, – улыбнулся Соломон, – тогда они быстро уступят царскому желанию.

«Да, ты воистину сын Давида Великого. И царица Мелхола учила тебя недаром». Но Венае хватило мудрости не произносить этих слов, хотя они часто приходили ему на ум. Такие похвалы, словно обоюдоострый меч, могли ранить. Царь Соломон не любил, когда его сравнивали с отцом.

И уж тем более не стоило упоминать о его матери – о любой из двух его матерей.

Песнь Ваалит

Я опустилась на колени перед жерновом. Верхняя половина его была из сверкающего золота, а нижняя из тусклого железа. Браслеты, массивные, словно кандалы, тяжелые, словно камень, защелкнулись на моих запястьях. В жернове перемалывалось время. Каждый час сверкал, как хрусталь, сиял, будто жемчужина. Золотые цепи приковывали меня к золотому жернову, и я вертела его, перемалывая время в песок, который рассеивался, словно туман. Час за часом я перемалывала драгоценные камни времени, час за часом бесконечно крутила жернов…

Когда я проснулась, кровь так сильно билась в жилах, что пульсировала кожа. Сон. Всего лишь сон. К тому же не такой страшный, чтобы обливаться холодным потом. Так я твердила, уговаривая себя дышать медленно и лежать неподвижно, пока сердце не начало биться ровно.

Но спать после этого я не осмеливалась. Я не хотела лежать с открытыми глазами, глядя в темноту, поэтому встала и вышла на балкон, ступая тихо, чтобы не разбудить Нимру и Кешет, – они спали на соседней кровати, мирно, словно котята. Когда мне бывало не по себе, я предпочитала одиночество.

А в последнее время мне часто бывало не по себе. Мои разум и тело не находили покоя. Даже сама я не понимала, что меня тревожит. Я лишь знала, что слишком часто мне снятся беспокойные сны. Тот сон про жернов по-настоящему испугал меня, хотя я не находила этому объяснения.

«Это всего лишь сон, – прошептала я, – он не может навредить мне». Я смотрела на восточные холмы, возвышавшиеся за городом. Там сумрак рассеивался и начинал теплиться рассвет. Солнечный свет прогонял сны, хорошие и плохие. Солнечный свет мог освободить меня от тяжести холодных оков на запястьях.

Обещание рассвета согревало воздух, помогая мне справиться с моими страхами. Измученная, я снова прокралась к своей кровати и покорилась сну.

Я бодрствовала с полуночи до рассвета, поэтому проспала до позднего утра. Меня, любимого царского ребенка, никто не осмеливался будить.

К тому времени, когда я встала, позавтракала, оделась и услышала от служанок, что отец отправился в южный порт приветствовать гостью из сказочного Савского царства, я уже не могла умолять его взять меня с собой. Я даже не успела бы догнать его на главной дороге. Мое положение царской дочери позволяло мне повелевать лишь в мелочах. В важных делах я была столь же беспомощна, как любая другая девушка. Ни один служивший нам мужчина не рискнул бы мне подчиниться, если бы я достаточно обезумела, чтобы приказать готовить колесницу и запрягать лошадей.

Как и всем женщинам в отцовском дворце, мне оставалось только ждать.

Ждать, следить за всем происходящим и поражаться мысли, что женщина может быть настоящей царицей, способной ездить куда угодно, свободно, как мужчина.

Соломон

Царский путь начинался под Дамаском и тянулся на юг вдоль Аморейских гор до портового города Ецион-Гевера, где тракт уступал место бездорожью водных просторов. В Идумее, неподалеку от красных стен города Селы, Царский путь и Путь Благовоний пересекались. И там, на самом древнем перекрестке, соединявшем дороги севера и юга, царь Соломон впервые увидел царицу Савскую. И не имело значения, какие сказочные небылицы рассказывали потом об этой встрече двух правителей, какие песни о колдовстве и похоти слагали арфисты. Истинные свидетели того события никогда о нем не говорили. Ведь встреча, состоявшаяся на глазах у стольких людей, не могла таить никаких секретов. Кроме тех, что хранил взгляд царицы.

Или сердце царя.

Соломон выехал из Иерусалима по-царски пышно. Его сопровождало духовенство и стража, старший конюший и казначей. Он приказал снарядить двенадцать возов, груженных изысканными яствами и нарядами. Гранатовое вино, накидки с золотой бахромой, птица, маринованная в медовом соусе, пояса, расшитые жемчугом, – припасы для долгого пути и подарки, чтобы приветствовать царственную гостью.

Он думал, что въедет в ворота Ецион-Гевера и застанет Савскую царицу в доме градоначальника, отдыхающей после долгой дороги из Южной страны. Но на вершине последнего холма перед Селой его колесничий придержал коней – внизу ярким пятном раскинулся лагерь царицы Утра. Этого Соломон не ожидал.

Ему и раньше случалось видеть шатры и жить в них, когда он посещал племена кочевников на границах империи. Но те шатры были прочными, искусно изготовленными из темных тканей и шкур. В тех поселениях тяжело работали и находили отдых. А стоянка царицы Савской под яркими лучами солнца ослепляла; шатры щеголяли всеми цветами радуги, словно посудины, в которых маляр смешивает краски.

Яркие конусы выстроились вокруг центральных шатров, защищая их, а те сияли, словно лунный свет. Их ткань белизной могла поспорить с голубиным крылом. Над самым большим шатром возвышался шест. С него тяжелыми складками свисали знамена из леопардовых шкур.

– Цветасто, – сказал Аминтор, и Соломону оставалось лишь согласиться.

– Действо, устроенное царицей для царя, – заметил он.

В ответ на его слова Аминтор засмеялся, а Веная чуть заметно улыбнулся. Остальные пристально смотрели на лагерь царицы, серьезные, словно судьи.