Бабушка на сносях - Наталья Нестерова Страница 49

Она поехала в отель. И совершенно забыла, что еще из аэропорта Барселоны позвонила мужу:

— Встречай, сегодня вылетаю!

— Что-то случилось? — напрягся Антон. — С детьми?

— Да. Но не с нашими, а которые еще не родились.

— Встречу! — пообещал Антон, у которого не было времени искать смысл в речах жены.

Антон встречал жену в Шереметьеве, даже купил цветы. С борта сошли пассажиры первого, бизнес-класса, прошли из экономического. Любы не было. Стюардесса сказала, что больше никого нет. Проверили списки пассажиров. Любовь Хмельнова в них не значилась.

Антон набрал ее телефон:

— Ты где?

— В Барселоне.

— А какого лешего я торчу в Шереметьеве?

— Не обижайся. Я решила шубку купить, то есть три шубки. Ты же знаешь, как я ненавижу морозы. А они недоделанные.

— Морозы?

— Шубы, какой ты непонятливый?

— В Москве плюс десять!

— Ужас! — передернулась Люба. — Завтра прилечу и такое тебе расскажу! Но у меня уже есть план!

— До завтра! — Антон сердито нажал на кнопку отбоя. — Возьмите! — сунул он букет в руки стюардессе.

На следующий день новый букет полетел на пол, потому что Любы опять не было. Два дня Антон ездит ее встречать! С учетом пробок на дорогах теряет по три часа времени! А жена не соизволит даже позвонить и сказать, что не прилетит! Ее сотовый телефон отключен. От злости собственный телефон Антон отправил вслед за букетом. Развернулся и зашагал к выходу. Охранник, сопровождавший Антона, поднял телефон и потрусил за шефом. По правилам охранник обязан идти впереди и высматривать подозрительные личности. Но когда Антон Егорович во гневе, ему лучше свою спину не показывать. Замешкаешься, может ниже спины пинка дать.

Телефон Люба не отключала, просто забыла подзарядить батарейку. Не вылетела в Москву, потому что шубы не были готовы. В меховом магазине она высказала, на русском и испанском, что думает о горе-портных. И пригрозила: если к вечеру шуб не будет, то сюда придут юристы. В странах с большим капиталистическим прошлым более всего боятся юристов, как усвоила Люба.

Она решила не терять времени, пройтись по магазинам и купить необходимое для младенцев. Два ребенка — это уйма вещей. Тот факт, что ныне в Москве все есть, глупо тащить из-за тридевять земель, Люба принимать решительно отказывалась.

— Это же импортное! — обычно говорила она, вручая подарки Кире.

— Отечественного давно никто не видел.

— Вот и я о том же!

Наука ухода за малышами и облегчения материнского труда с тех пор, как выросли Любины дети, шагнула далеко вперед. Появилось много диковинных приспособлений. Например, прозрачная пластиковая кастрюля, на дно которой кладутся бутылочки и соски и наливается немного воды.

Кастрюлю ставят на три минуты в микроволновку — и готово, все стерильно, никакого тебе нудного мытья и кипячения. Люба ходила по отделу товаров для новорожденных и спрашивала: это для чего? Прекрасно! Дайте две штуки. Продавец, которая сопровождала Любу, почуяв выгодную клиентку, заливалась соловьем. Да и безо всякой агитации Люба пришла в восторг от обилия веселых, трогательных вещичек. Ах, какие бутылочки для молочных смесей и пустышки! А распашонки, ползунки, кофточки, чепчики, одеяльца, простынки!

Костюмчики, комбинезончики, шапочки, пинеточки, ботиночки, носочки, слюнявчики! Памперсы, памперсы и еще раз памперсы. Специальная парфюмерия для новорожденных: шампунь, мыло, пена для ванн, присыпки, лосьоны, кремы, масло и даже дезодорант! Впрочем, такую глупость, как дезодорант. Люба не купила. Груднички пахнут сладко! Маникюрный набор для младенца, ватные палочки, салфетки сухие, салфетки влажные…

Люба давно не испытывала такого азарта при покупке вещей. Ей хотелось расцеловать каждый миниатюрный башмачок, трясти в воздухе погремушками. Точно вернулась в детство, играет в куклы, подбирает им наряды. И она остро завидовала Кире, которая на живую куколку будет все это надевать.

От собственных детей внуков не допросишься.

Наверное, начнут рожать, когда матери девяносто стукнет, она будет сидеть в инвалидном кресле и пускать слюни изо рта.

Продавец подвела Любу к отделу, где были выставлены прогулочные коляски. Это было чудо инженерной и дизайнерской мысли! В сравнении с ними луноход — колымага. Но Люба в сомнении покачала головой: коляски были достаточно большими. Точно подслушав ее мысли, продавец сказала, что они продаются упакованными в коробки, которые могут доставить вместе с остальными покупками прямо в отель; Люба приобрела две коляски.

Потом она плотно пообедала в ресторане, заглянула в лавку деликатесов за собрасадой, в галантерейном магазине купила три больших чемодана и кофр, приехала с ними в меховой салон. Поскольку из трех визитов во время двух Люба была при чемоданах, работники салона решили, что в Сибири дела совсем плохи. Ведь именно туда собиралась богатая русская дама, потребовавшая испортить великолепные меховые изделия.

Люба была прирожденной транжирой. Но долго этого не знала. Небогатое детство, скромная юность, подсчеты каждой копейки в первые годы семейной жизни. Но когда они с Антоном стали на ноги, обустроили квартиру в Сургуте, завелись лишние деньги, ведь зарплаты с северными коэффициентами платились немалые. Люба откладывать не умела, сберкнижка опустошалась во время каждого отпуска, который много лет проводили по одинаковой схеме: у Киры в Москве, у родных в Херсонской области и в Брянской.

— В санаторий поедем, — говорила Люба, — когда от старости заболеем и ноги протянем.

— Уже поздно будет, — возражала Кира. — В катафалке в санаторий не возят.

Часто, улетая после отпуска на Север, Люба занимала у подруги деньги, истратив свои до копеечки.

— Куда делись три тысячи рублей? — удивлялась Люба. — Как корова языком слизнула. Опять острая финансовая недостаточность и денежная непроходимость!

— Три тысячи! — поражалась Кира. — Бешеные деньги! Машину можно было купить! А ты все профукала! Не весь век на Севере жить будете! Надо экономить, откладывать на возвращение. Сама говорила, все так делают. Обещай начать новую жизнь. Я тоже начну! Я брошу курить, а ты бросишь…

— Только не мужа!

— Ты бросишь транжирить!

Перестраиваться Любе не пришлось. Антон стал зарабатывать много, потом очень много, потом немыслимо много. Даже Люба не могла все потратить. Но деньги, которые она очень любила за куражную свободу и возможность быть царски щедрой с родными и близкими, постепенно превратились во врагов. Они отдаляли от нее мужа, который уборочным комбайном катил по денежной ниве и не осматривался вокруг, ничего не замечал, Любу оттеснил на обочину. Деньги услали детей на учебу в престижную Англию и не отдали обратно. Люба ни за что бы не хотела вернуться в нищенскую молодость, но и счастья большая мошна не принесла. Это как искусственные клапаны в сердце — и без них загнешься, и с ними не в радость.