Твоя К. - Тереза Ревэй Страница 49

— Объясни мне подробно, что случилось, — приказала она сестре, решительным шагом направляясь в раздевалку для манекенщиц.

Резким движением плеч Ксения сбросила муслиновое платье и начала переодеваться. Маша дрожала с головы до ног, говорила запыхавшимся голосом, как после долгого бега.

— Я не видела, как все началось, так как была в комнате. Василий прибежал сообщить, и я сразу вышла на улицу. Два каких-то человека напали на дядю Сашу возле дома. У него все лицо в крови, если бы ты видела… Это ужасно. Мне кажется, у него сломан нос. Лицо совсем изуродовано. Еще мне сказали, что Саша стрелял из револьвера. Какой-то человек лежал на мостовой.

— Что ты такое говоришь? Откуда у него револьвер? Твоя история — просто чушь какая-то!

— Кто-то вызвал полицию. Второй человек убежал. А раненого увезли в больницу. И дядю Сашу забрали. О боже, Ксения, что теперь с ним будет? — вскрикивала она с рыданиями.

— Увидим. Только надо разобраться, что к чему. Мадемуазель Соланж, — позвала Ксения, — будьте так любезны сказать месье Ривьеру, что с моим родственником произошло несчастье. Мне надо немедленно идти.

— Но, мадемуазель, это невозможно… — взмолилась заведующая с растерянным видом.

— Держите, вот платье, — сказала Ксения, протягивая ей муслиновую ткань, полную булавок. — Скажите, что я очень сожалею, но не могу оставаться. Желаю ему счастливого отпуска.

Надев шляпку и схватив за руку сестру, она выскочила в коридор.

Секретарь Габриеля Водвуайе была маленькой сухой женщиной с длинным носом, в застегнутой до самой шеи блузке, серой юбке и жемчужных бусах. Суровое выражение лица сводило на нет всю кокетливость. Когда Ксения появилась в дверях кабинета, она открыла ей двери и сухо попросила подождать в приемной. Молодая женщина спрашивала себя, не закончился ли рабочий день у адвоката.

Строгость обстановки подчеркивалась паркетом из каштанового дерева и темной деревянной мебелью, но сглаживалась стенами цвета слоновой кости, на которых висели пестрые гравюры, объединенные спортивной тематикой, несколько не вяжущиеся с таким официальным местом. Два подсвечника из посеребренной бронзы стояли по бокам кожаного канапе. Впечатление от строгости атмосферы исчезло, как только молодая женщина присела на край канапе, нервно разглаживая складки на платье. Смущенная и растерянная, не готовая к подобной ситуации, она ощущала себя неуютно. Ксения чувствовала себя пропахшей чернилами, тоской и табачным дымом комиссариатов, в которых успела побывать. Не в силах усидеть на месте, она поднялась и подошла к приоткрытому окну. Несмотря на то что она ничего не ела с самого утра, ее не мучили ни голод, ни жажда. Тело не требовало ничего, работала только голова.

Ксения волновалась, не зная, сумеет ли толково объяснить Габриелю, что произошло, или будет сбиваться и он примет ее за дурочку, и с ужасом вспомнила, что ее ждет Макс, которого она не успела предупредить.

— Мадемуазель Осолина, какое счастье видеть вас снова!

Водвуайе приблизился к ней с распростертыми объятиями, выказывая невероятную радость. У него была такая же располагающая к себе улыбка, как и во время их прошлой встречи. Серый фланелевый костюм и галстук в полоску придавали ему британскую элегантность. Он казался свежим, отдохнувшим, словно только что вернулся с отдыха в провинции. Поглядев на гостью с любопытством, он взял ее руку и поднес к губам.

— Прошу вас в мой кабинет.

Рассеянный послеобеденный свет проникал в помещение через два высоких окна. Внушительных размеров библиотека занимала одну стену, несколько толстых папок лежали столбиком на письменном столе. Водвуайе пододвинул свое кресло поближе.

— Как ваши дела, мадемуазель? Я так рад вас видеть. Впрочем, кажется, вы пришли по какой-то конкретной причине, и я не хочу вас заставлять ждать. Моему секретарю вы сказали, что дело не терпит отлагательства.

Он казался Ксении таким солидным и надежным, знающим толк в своем деле, что она решила: еще не все потеряно и если может совершиться чудо, то только благодаря Габриелю Водвуайе. Но такое чувство было очень коротким. Она вдруг вспомнила о деньгах, вернее, об их отсутствии.

— Извините меня, мэтр, но я хотела бы узнать… насчет гонорара. Я не располагаю слишком большой суммой и не знаю…

Волнуясь, она стала сбиваться. Как обычно, когда ей приходилось сталкиваться с подобными обстоятельствами, она подняла подбородок и поглядела прямо ему в глаза. Он наклонился, положил ладонь на ее руку. Это прикосновение заставило ее вздрогнуть.

— Мадемуазель, я выбрал это ремесло прежде всего из-за любви к справедливости. Не будем говорить о деньгах. У нас наверняка найдутся темы поважнее. Расскажите, что вас привело ко мне.

Сначала Ксения не знала, с чего начать. Она отвыкла от посторонней помощи, тем более что адвокат не был ее соотечественником. С другой стороны, было что-то приятно волнующее в том, чтобы довериться мужчине, позволить ему решать за тебя. Это новое для нее ощущение заставило ее почувствовать признательность по отношению к Габриелю Водвуайе. Но вспомнив, что именно привело ее к нему, она вздрогнула, как от удара хлыстом, и побледнела.

Перед тем как прийти к адвокату, ей пришлось выжидать часами, сидя на маленьких неудобных стульчиках, установленных в узких коридорах полицейских участков. Ее направляли из кабинета в кабинет, равнодушно или, что хуже, подозрительно расспрашивали до тех пор, пока кто-то опытный не объяснил Ксении протокольным тоном, почему ее дядя находится за решеткой. Когда тот же полицейский лаконично посоветовал Ксении потребовать, чтобы дяде назначили адвоката, она сразу подумала о Габриеле Водвуайе, ответив, что в государственном адвокате нет необходимости. Чтобы найти нужный адрес, ей пришлось пересмотреть столичный телефонный справочник и выписать всех находившихся в нем Водвуайе. В подвальном помещении кафе, держа трубку двумя руками и морщась от запахов, идущих от туалета, она молила небо, чтобы Габриель Водвуайе не оказался любителем проводить все лето в деревне.

— Мне нужна ваша помощь, — выдохнула Ксения. — Мой дядя Александр Петрович Серебров в тюрьме. Его обвиняют в убийстве, и вы единственный, кто может его спасти.

От всех последующих недель у Ксении остались смешанные чувства. Летние грозы, омывавшие тротуар непереходимыми потоками, грязные лужи, разбрызгиваемые колесами автомобилей, умытые небеса, ставшие светлыми до боли в глазах, возвращение парижан из богатых кварталов, которые тащили чемоданы, вспоминая об экзотических коктейлях, новая доска для письма Кирилла, начало его школьных занятий, первые пожелтевшие листья, украшенная красной лентой мантия Габриеля Водвуайе, которая трепыхалась на ветру возле Дворца правосудия, замкнутое лицо дяди и его безупречное поведение перед судьями.

Конечно, был еще Макс, который стал для Ксении своеобразной крышей, под которой она могла спрятаться от повседневных забот и восстановить силы. Идя к нему, она чувствовала, как с каждым шагом в ней растет желание, начинаясь в низу живота и распространяясь по всему телу, заставляя ее светиться от счастья. Их отношения уже нельзя было сравнить с тем головокружительным забытьем первых дней, когда, находясь рядом с любимым, Ксения просто чувствовала, что живет, живет по-настоящему, невзирая ни на что. Теперь, после того как жизнь преподнесла ей очередные испытания, Ксения стала более азартной в любовных утехах. Она не хотела принимать удовольствие как подарок, упавший к ее ногам. Собираясь к любовнику, она словно шла на азартную охоту за счастьем, которое каждый день силой вырывала у судьбы, отчего акты любви напоминали ей сладостную борьбу.