Очень женская проза - Виктория Беляева Страница 49

Я не знаю, понравится ли кому-нибудь такая история. Любовь ли это? Думаю, да. По крайней мере другой у меня не было. По крайней мере до сих пор у меня не было другого такого нежного, взбалмошного, невыразимо родного, такого единственного человека.

Прошло лет семь, как мы расстались. Мы встречаемся случайно в скучной чопорной компании, идет тихий приличный разговор о чем-то серьезном. Входит женщина. Женщина как женщина, но мне она кажется смешной. Я скашиваю глаза и вижу Илью, жадно следящего за моей реакцией. С каменным лицом я едва приподнимаю левую бровь, и Илья заливается хохотом, от которого все вздрагивают. То, о чем мы смеемся, по-прежнему понятно только нам двоим.

Я звоню подруге и кратко пересказываю ей содержание нового рассказа. «Ничего, – говорит она. – Но нет никакого финала. Что-то должно произойти с героями, а то непонятно, чем там у них кончилось».

Она права. Мне и самой непонятно, чем это должно кончиться. Но ничего не происходит, мы просто живем каждый своей жизнью, и еще какая-то маленькая жизнь теплится между нами, едва тлеет, так что не разберешь, гаснет она или разгорается.

«Не будь дурой, – говорит подруга. – У тебя на руках приглашение к N. На двоих. Бери Илью, а там разберетесь».

Я кричу ей, что это непрофессионально, что мне вовсе незачем продолжать встречи, чтобы понять, чем кончится дело. У меня на это есть фантазия, я же рассказ пишу, а не репортаж с места событий!..

N отмечает тридцатипятилетие. Народу изрядно, все в основном знакомы друг с другом, но это мой круг, и Илью здесь воспринимают как приложение ко мне. Очень хорошо, пусть наконец поймет, кто из нас хозяин положения. Откуплен небольшой, но дорогой и модный ресторанчик с отличной кухней, N известный весельчак и затейник, и гости намерены повеселиться в полный рост.

Илья спокоен и полон достоинства. Он сильно переменился за эти годы. Повзрослел, стал солидней, уверенней, нашел себе хорошее дело, и трудно узнать в нем бестолкового разгильдяя, каким он был, когда…

Я как на иголках, я тысячу раз пожалела, что пригласила его, я не знаю, что с ним делать, как говорить. Я вежливо спрашиваю о Зойке. «В данный момент, – говорит Илья, взглядывая на часы, – сидит дома и ждет меня». – «А ты?» – «А я здесь и с тобой».

Будь что будет, решаю я и в течение получаса напиваюсь шампанским до состояния полета.

Мне весело. Я начинаю отпускать язвительные замечания. Спустя еще полчаса большая часть собравшихся, включая хозяина, смотрит мне в рот и заливается хохотом. Потом все идут танцевать, и Илья выводит меня под локоток на свободное пространство. Я обращаю внимание, что брюки у него выглажены кое-как, по две стрелки на брючине, пиджак помялся, волосы начинают редеть ото лба. Я потихоньку вздыхаю, видя, что на Илью поглядывают с легким недоумением – кого это она себе нашла?

Мне только двадцать семь. У меня отличная должность и репутация хозяйки собственной жизни. На мне безукоризненно сидящий костюм стоимостью в две Илюшиных зарплаты, у меня безупречная прическа и глаза влюбленной женщины. Все это я вижу мельком в большом зеркале. И уже понимаю, что цель достигнута, я знаю финал своего рассказа, конечно, он мог бы быть более оригинальным, но ничего не поделаешь. В сущности, мне уже нечего здесь делать, надо идти домой и писать.

Илья тихонько целует меня в шею и гладит волосы. Это лишнее, это может заметить вон тот господин, которого я причисляю к своему резерву. Разумеется, он с женщиной, а я с Ильей, но обоим понятно, что, дай я этому господину какой-то намек, на следующей вечеринке мы можем составить пару. Выражение нежности на лице Ильи, право, несколько излишне.

«Зачем?» – спрашиваю я сурово и бестрепетно выдерживаю его долгий взгляд в глаза. Я хорошо знаю Илью, я не жду от него слов о роковой ошибке и бесцельно прожитых годах. И Илья не разочаровывает меня. «А почему бы и нет?» – пожимает он плечами.

Далее реплика героини: «Все это время я… я любила тебя (всхлипывает). Как ты мог…» Реплика героя: «Пойдем отсюда!» Он и она уходят и сливаются в экстазе на свежих простынях ее постели. Потом клянут ошибки молодости и много лет живут дружно и счастливо, а злая разлучница выходит замуж за алкоголика с наследственной шизофренией…

«Как ты думаешь, – говорю я Илье, – зачем я тебя позвала?» Он улыбается и снова пожимает плечами. «Мне нужна твоя помощь. Представь себе, я никак не могу закончить рассказ про любовь». И я рассказываю ему краткое содержание уже написанных страниц – до того момента, когда герой спрашивает: «А почему бы и нет?» – и пожимает плечами.

«Нужен финал, – задумчиво говорит Илья. – Что бы такое придумать?.. Может, они раскаиваются и сливаются в экстазе на свежих простынях ее постели?» – «Отпадает! – заявляю я. – Такой финал напишет и первокурсник Литературного института».

«Тогда, может быть, они выходят в ночь, и их сбивает несущийся мимо автомобиль?» – «Экая пошлость!» – морщу я нос. «Не знаю, – наконец говорит Илья. – По-моему, это твой рассказ. И никто другой финал к нему придумать не сможет».

«Неправда! – кричу я, и танцующие оборачиваются, и стихает музыка в зале. – Неправда! – кричу я, и голос мой разрывает стены здания и наполняет всю улицу, весь город, весь мир. – Неправда, милый мой! – И я слышу, как рушатся скалы, как выходит из берегов океан и земля под ногами лопается пополам. – Ты не другой, ты – это я, мы можем быть только вместе, это наша история, наш с тобой рассказ про любовь!..»

«По-моему, это твой рассказ, – говорит Илья. – И никто другой финал к нему придумать не сможет». – «Ты прав, – говорю я, подумав. – Наверное, я допишу его сама». Играет музыка, гости танцуют, никому нет до меня никакого дела.

Я возвращаюсь домой. В моей маленькой квартире никого нет и не может быть. Полная тишина. Я подхожу к зеркалу.

Мне скоро тридцать. У меня дурацкая работа с низким окладом. На мне потрепанный костюмчик, купленный в прошлом году на вьетнамском рынке. Волосы, стянутые резинкой, тусклы и торчат петухами. У меня глаза одинокой, никому не нужной, мертвой женщины.

Я срываю чехол с пишущей машинки и быстро набираю заглавие – «Рассказ про любовь». А потом перепечатываю его, буква за буквой, не спеша и не останавливаясь, до самых последних слов: «…Глаза одинокой, никому не нужной, мертвой женщины».

– Не спала? – спрашивает муж, и я вздрагиваю, потому что за треском машинки не слышала, как он вошел на кухню.

– Я рассказ написала, – сообщаю я.

– Про что?

– Про любовь.

– Посмотрю?

– Конечно. Пока я писала, ночь потихоньку кончилась. Утро. Муж сидит на кухонной табуретке, поджав босую ногу, и читает мой новый рассказ. Я смотрю на него. Сначала он хмурится, потом недоумевает, потом начинает улыбаться и, наконец, хохочет.

– Ну, наворотила… Что это вообще такое?

– Вероятно, антиутопия.

– Как это?

– Ну, это что-то такое страшное, что могло бы случиться.