Музыкант и модель - Полина Поплавская Страница 49

Близнецы болтали ногами, поправляя салфетки на груди. Эйприл наполнила тарелки аппетитным кушаньем. Люсии захотелось сказать ей в благодарность что-нибудь приятное, но, ловя воздух от отсутствия подходящих слов, она остановилась у края стола.

– Тебе звонил какой-то джентльмен, – учтивости ради вполголоса, но все-таки настолько громко, чтобы все слышали, сообщил Дэннис.

Люсия изо всех сил старалась остановить надвигавшееся смущение, но – до чего же несовершенно устроен человек – не могла совладать с собой.

– Наверное… это из образовательного центра…

Братья переглянулись, сдерживаясь, чтобы не подмигнуть друг другу.

– Присаживайся, кажется, пудинг сегодня удался на славу. – Филипп спас ее от атаки Дэнниса и Брэндона, но их инициативу переняла Эйприл:

– Ты записалась на какие-то курсы?

– Да… – Люсия запнулась на мгновение, – по психологии творчества, – закончила она как можно более естественно, уже поверив в собственную ложь, и напряглась в ожидании следующих вопросов. Но тут Бобби с визгом влетел в столовую. Дети еле удержались, чтобы не броситься обнимать своего любимца. Эйприл, держа на зубах очередную ехидность, принялась наполнять собачью миску громыхающим сухим кормом и за этим нелегким занятием – Бобби норовил выхватить еду прямо из пакета – забыла о своих намерениях. Пудинг был, по мнению Люсии, недостаточно сладким, совсем не таким, как готовила в детстве Соледад.

– У нашего трубача, – заговорил Филипп, расправляя салфетку кончиками пальцев с отшлифованными ногтями, – такая же молодая такса. Восемь месяцев.

– Девочка? – восторженно воскликнул Брэндон и судорожно проглотил большой кусок.

Филипп стыдливо захлопал глазами:

– Мальчик.

Бобби, подняв голову над пустой уже посудиной, грустно наблюдал всеобщий смех.

* * *

Лиз гнала свой «форд-меркури» по направлению к Лондону. Она обожала скорость, ярко-зеленые холмы и виднеющиеся иногда между их лохматыми выпуклостями верхушки замков, но сейчас все это доставляло ей мало удовольствия. Этого у нее не отнимет никто и никогда. Это – обиталище ее души, даже более надежное, чем собственное сухощавое тело. А вот Дэвид… Она надеялась не застать его дома и продлить то счастливое время, когда можно принадлежать самой себе, но предчувствие подсказывало ей, что разговора с мужем не избежать. Она сбавила скорость и выбрала длинную дорогу.

Рабочие в синих комбинезонах возились с клумбами. Надо же, озабоченная состоянием Дэвида, она совсем забыла, что договаривалась с ними на прошлой неделе о починке фонтана и ограды. Тереза вышла на тропинку, чтобы встретить Лиз.

– Давайте я помогу. – Она взяла сумку из рук хозяйки и, заметив некоторое недовольство на ее лице, добавила: – Когда возвращаешься домой после долгого отсутствия, все кажется неухоженным и необжитым.

Лиз заулыбалась, и ее глаза покрылись едва заметной влажной поволокой:

– Как вы все точно замечаете!

– Кофе с дороги?

– Пожалуй. С корицей, если можно. Дэвид дома?

– Они с доктором в гостиной. Подать вам кофе туда?

– Нет, лучше в мою комнату.

Лиз направилась, однако, повидать мужа. Первое, что она увидела, – его затылок над спинкой кресла. Легкий беспорядок в волосах и отдельные выбившиеся пряди свидетельствовали о внутреннем напряжении. Клубы табачного дыма висели над доской с костяными шахматами. В своих мягких туфлях без каблуков она вошла неслышно, посмотрела на склоненные головы и – немного дольше – на доску: Дэвида ждал неминуемый мат.

– Кажется, партия окончена, – заявила она о своем присутствии с такой горечью, будто это было ее поражение.

– Лиз? Ну, наконец-то! – Дэвид, по-видимому, испытывал чувства человека, в доме которого закончился ремонт. Лиз вносила порядок, сохранявшийся годами. Он мог иногда тяготить, но еще больше тяготило его отсутствие.

– Мы ждем уже полтора часа, когда же вы скрасите наше общество. – Джон поцеловал руку даме и, довольный выигрышем, откинулся в кресле.

– Я вообще-то собиралась немного отдохнуть у себя.

– Отдохнешь потом. Давай сначала по глоточку бренди.

– Дэвид, может, не надо?

– Смотри, сам доктор Фрай дает мне молчаливое согласие.

– Джон, как изволите вас понимать?

– Даже когда у петуха болит горло, он не перестает кукарекать, леди.

– Я, пожалуй, тоже выпью. – Лиз прошла к бару и плеснула на донышко своего бокала. В дверях появилась Тереза с подносом, на котором одиноко постукивала о блюдце большая и темная, с фантастическими разводами, любимая кофейная чашка Лиз. Тереза обладала поразительной способностью угадывать действия хозяев.

Вот и сейчас ей не стоило труда догадаться, что миссис Маковски не сможет оставить мужа, не обменявшись с ним хотя бы несколькими фразами. Лиз поставила бокал рядом с пузатой полупустой бутылкой и села в кресло.

Приятный, бодрящий аромат кофе поднял ей настроение. Она прослушала комментарии Джона по поводу последних событий в мире. Из всей этой информационной чепухи более всего ее трогали известия о землетрясениях и наводнениях. Она ловила себя на том, что картины бедствий вызывают у нее, наряду с сочувствием, наслаждение. Эта реакция, незнакомая ей в молодости и обнаружившаяся вдруг лет семь назад, повторялась все чаще и чаще. Возможно, она находила в шаткости мира аналогии со своим мироощущением. Лиз безумно нравилось, когда лондонские улицы покрывались ровным слоем воды и можно было с разгона влетать в нее на таком же мутновато-синем «меркури».

– Почему вы не спрашиваете, как Джейн? – Лиз говорила уже совершенно спокойным голосом.

– Случилось что-нибудь сверхъестественное? Может, наша монахиня завела себе любовника? – Джон любил подшутить над старой приятельницей Лиз, то ли считая женское уединение и увлечение всякими там техническими штучками крайне неестественным, то ли вспоминая свой неудачный опыт десятилетней давности.

– О любовниках нет речи, зато у нее появилось несколько фавориток. – Лиз затянулась сигаретой и с наслаждением приготовилась к рассказу.

– Надеюсь, ты не в их числе? – учтиво поинтересовался Дэвид. Он любил Лиз такой, какой она была сейчас: улыбчивой, с блестящими умными глазами, тоненькой, вытянувшейся по струнке, как театральная кукла, которую держат за одну только палочку на шее, оставив конечности висящими вдоль туловища.

– Мне там так были рады!

– Ты хорошо выглядишь, общество старых дев пошло тебе на пользу.

– Я в кои-то веки вновь села в седло.

– Лошади у вас тоже старые девы? – оживился Джон.

– У меня был конь. Вороной и мускулистый.