Дорога к тебе - Барбара Делински Страница 49

Этого Кэтрин уже никогда не испытает. Теперь он начал понимать, чего она лишилась.

— Если нажимать нужные кнопки, мужчины забывают обо всем на свете, — сказала она. — Нет, все обошлось нормально. Он был хорош в других отношениях. Мы использовали это время для того, чтобы получше узнать друг друга. Конечно, я думала о нем не только как о товарище, но и как о возможном любовнике. Потом я ему все рассказала.

Джек ждал. Кэтрин внешне оставалась спокойной, только в глазах ее стояла боль.

— О, он отступал постепенно. Телефонные звонки становились все реже. Из-за шоу в Париже он не смог прилететь на Рождество. А когда я должна была быть в Нью-Йорке, у него оказалось шоу в Милане. Через некоторое время звонила уже только я. Когда я перестала звонить, все кончилось. Через три месяца он все-таки позвонил — узнать, как я поживаю. Я повесила трубку. — Она судорожно вздохнула. — Рэйчел помогла мне пройти и через это. Вот так, возможно, мы и поддерживали друг в друге чувства боли и гнева. — Она иронически ухмыльнулась. — Но черт возьми, как это было здорово!

Джек улыбнулся ей в ответ. Как можно обижаться, если эта женщина только что раскрыла перед тобой свою душу? Он не сомневался в том, что о ее болезни знают не многие.

Джек внезапно вспомнил:

— А кто этот молодой парень в пурпурном халате?

— Мой анестезиолог. Он был мною увлечен. Каждый день заходил в палату поинтересоваться, как у меня дела. А женщина в коридоре, Дарлин, — моя сиделка, она работает в пластической хирургии.

— А Стив Бауэр?

— А что с ним такое? — чересчур небрежно спросила она.

— Вы знали его раньше?

— Никогда.

— Мне не почудилась ваша реакция?

Джек был готов поклясться, что она уже собиралась кивнуть в знак того, что да, почудилась, но вместо этого Кэтрин только упрямо задрала подбородок:

— Нет.

— Значит, искра и вправду пробежала.

— Угу. Но это ни к чему не приведет. Во-первых, он врач, а врачами я уже сыта по горло. Во-вторых, он мужчина, а мне пока что хотелось бы держать их на расстоянии.

— А вы не… скучаете?

— О чем вы? — с деланным недоумением спросила она.

— Это я так. — Он не мог себе представить, чтобы такая привлекательная женщина не придавала значения сексу, но… нельзя всех стричь под одну гребенку. — Значит, не скучаете.

— Я этого не говорила, — уступила Кэтрин. — Мне нравился секс. Бывают моменты, когда я очень по нему скучаю, но сейчас, как сказала бы Рэйчел, он не входит в список моих приоритетов.

— А что входит?

— Парикмахерская. Друзья. Поездки в больницу ради тех, кто когда-то это делал ради меня.

Джек знал, что она имеет в виду Рэйчел. Он знал также, что ее приоритеты заслуживают всяческого уважения, и из-за этого чувствовал себя еще хуже, не говоря уже о том, что, будучи мужчиной, поневоле ощущал на себе вину Роя.

— Мы не все такие уж плохие, — сказал он. — Я вот, например, здесь.

Кэтрин с минуту раздумывала над его словами — уже, кажется, без прежнего ожесточения.

— А вы задумывались над тем, что будет, если Рэйчел поправится не полностью? Что, если она останется инвалидом? Что, если она не сможет нормально разговаривать или нормально ходить? Что, если она не сможет рисовать? Что вы тогда будете делать?

Об этом Джек еще не думал и не хотел думать сейчас.

— Пусть она сначала очнется. Потом будем беспокоиться об остальном. Прошла всего неделя.

Кивнув, Кэтрин посмотрела на часы:

— Мне нужно возвращаться на работу.

— Спасибо вам, — сказал Джек.

— За что?

Он немного подумал — вырвавшаяся фраза была неожиданной и для него самого.

— За то, что пришли сегодня. За то, что рассказали — о Рэйчел и о себе.

— Об этом знают не многие. Я бы попросила вас…

— Я никому не скажу. — Джек пошел к выходу. — Спасибо за то, что вы здесь с Рэйчел, — сказал он, когда Кэтрин его догнала. — Счастье, что у нее есть подруга, которая может не только получать, но и давать.

— Это все слова.

— У меня есть основания так говорить. — Повинуясь безотчетному порыву, он коротко ее обнял.

— С чего это вдруг? — спросила Кэтрин, когда он отпустил ее.

— Сам не знаю. Просто показалось, что это будет правильно.

— А я было подумала, что вы просто хотите почувствовать мои сиськи.

— Когда моя жена смотрит? — Он оглянулся на Рэйчел, думая о том, правильно ли Кэтрин все поняла. Рэйчел по-прежнему лежала неподвижно. — Ну-ка! — Джек подбежал к постели.

Кэтрин последовала за ним:

— Что такое?

— Рэйчел! — Он нагнулся над кроватью, сердце бешено стучало. — Я это видел, Рэйчел.

— Что она сделала?

— Моргнула, вздрогнула или еще что-то в этом роде. — Он взял ее за руку. — Рэйчел! Если ты меня слышишь, пожми мне руку. — Он подождал, но ответа не последовало. — Ну давай, ангел! — Джек задержал дыхание. Снова ничего. — Попробуй моргнуть. — Он снова подождал. — Я что-то видел. Я знаю, ты это можешь.

— Рэйчел! — пришла ему на помощь Кэтрин. — Давай, борись, Рэйчел! Выбирайся оттуда. Мы хотим знать, что ты здесь, с нами. Дай нам какой-нибудь знак. Все равно какой.

Они стояли бок о бок и смотрели на Рэйчел.

— Неужели я ошибся? — сказал Джек. — Господи! Я готов был поклясться…

— Рэйчел! Поговори с нами, Рэйчел! Пошевелись.

Сзади послышался голос Синди:

— Что происходит? — Когда Джек сообщил ей, в чем дело, она нагнулась над кроватью с противоположной стороны и принялась растирать Рэйчел челюсть. — Рэйчел! Рэйчел!

Джек смотрел на Рэйчел так пристально, что уловил бы даже малейшее движение, но пока ничего не видел. Все ждали.

— Это могло быть непроизвольно, — сказала Синди. Судя по тому, что она говорила быстрее обычного, происшедшее ее тоже взволновало.

— Типа конвульсий? — Джек вспомнил термин из беседы с доктором Бауэром.

— Нет — тогда двигаются руки или ноги. А это больше похоже на то, что мы называем «облегчение». Это постепенное пробуждение, которое начинается с пальцев рук или ног.

— Сейчас пальцы не двигались, — возразил Джек, но его надежды вновь ожили. Если Рэйчел не собирается в один прекрасный день просто открыть глаза и улыбнуться, то он готов смириться и с постепенным пробуждением. — Что-то случилось у нее с лицом. Такое может что-то означать?

Судя по выражению спрятанных за толстыми стеклами глаз Синди, ничего определенного сказать было нельзя.