Жажда наслаждений - Тия Дивайн Страница 49

— Я сама сделала свой выбор. — Элизабет вздохнула.

— Иногда молоденькие девушки делают неверный выбор. Я уверена, что к твоему выбору приложил руку твой отец. Но теперь с прибытием Николаса ты сможешь начать новую жизнь.

— Если бы я могла.

— Тебя ничто не останавливает, — заметила Минна. — Пройдет год формального траура, и ты снова сможешь выходить в люди. Тебе не обязательно запирать себя в Шенстоуне или где-либо еще.

— Но что я в результате буду иметь? — прошептала Элизабет.

Она не была уверена ни в чем, ни в своих доходах, ни в Питере, ни в возможности жизни за пределами Шенстоуна. Ни в том, что ее отец когда-нибудь перестанет залезать в ее карман.

— У тебя будет все, — сказала Минна, — потому что ты будешь свободна.

Николас снова спустился в тоннель. Поначалу, когда он вышел в сад, у него не было такого намерения.

Но он заметил, что неосознанно направляется к дальнему концу сада и немного забирает влево, в сторону поля.

Стоял яркий полдень, на небе не было ни облачка. В Шенстоунё вовсю бушевала весна.

Никогда в жизни он не ощущал привязанности к чему-либо или кому-либо. Сейчас же он чувствовал потребность поддаться очарованию Шенстоуна. А также соблазну остаться с ней. Ее губы, ее тело будут его до конца дней.:. Неосторожный мужчина, без сомнений, попадется в ее ловушку.

Он сделал широкий полукруг и проследил путь, по которому той ночью прошли люди с факелами. Он тогда искал справа, а Элизабет и ее отец слева.

Разве не Элизабет нашла вход? О котором говорила, что ей ничего не известно? Что-то здесь было не так. Он перешел на ту сторону поля и проследил ее путь.

Немного назад, чуть вперед, и вот он уже ясно представлял, как она передвигалась той ночью. Она могла двигаться только одним путем. Ведь если бы она отошла в сторону на какие-то два метра, вход обнаружил бы кто-нибудь другой.

Боже, Элизабет…

На этот раз двери, расположенные вровень с землей, открылись без усилий, и он, оставив их открытыми, спустился во тьму.

У основания лестницы все еще висел фонарь. Николас чиркнул спичкой и зажег ее.

Двадцать шагов, и он у заветной комнаты.

Его худшие опасения подтвердились. Освещенная фонарем комната была совершенно очищена от углей и всего мусора.

Его враг Невидимая Рука и сюда добрался.

Николас намеренно встал на линии огня, но враг обогнул его и нарушил все остальное.

Напрашивался единственный вывод: один из пятерых в Шенстоунё и был его врагом.

Виктор, Питер, отец Элизабет, Минна… и Элизабет.

Получалось именно так, как он себе представлял: она могла больше всех получить, но и больше всех потерять. Самый сильный мотив — самые сильные руки.

Его беспокоило, что он проигнорировал свой инстинкт и все знаки, которые должны были его насторожить.

Черт, он слишком сильно расслабился.

Или враг спланировал его слабость?

А теперь?..

Что теперь? Он понимал, в чем дело. Шла борьба нервов и коварства. К нему пришло понимание методов, которые использовал его оппонент.

Николас знал о своем враге больше, чем тот думал.

Он знал, что враг храбр и немного безумен. Хорошо приспосабливается. Никогда не сдается. Нуждается во внимании и одновременно ищет укрытия. Хочет получить признание и предпочитает одиночество.

Более того, никто бы и не подумал, что его враг…

Один из пяти.

Или они все.

Они играли в игру, которая руководствовалась намерением «подождем и посмотрим»…

Элизабет напряженно мыслила. Должно быть что-то еще. Обязательно должно быть.

Может быть, она пропустила какую-нибудь деталь на чердаке? Там еще были старая мебель и сундуки с одеждой. Кто знает, вдруг что-нибудь можно обнаружить в кармане одного из пиджаков Уильяма?

Неужели она действительно дошла до такого отчаяния?

— Я слышал, ты сегодня ездила в город, — сказал отец, входя в гостиную, где Элизабет сидела с вышивкой, не вызывающей в ней никакого интереса. — Надеюсь, не безрезультатно?

— Отец, мы с Минной всего лишь решили выбраться из дома. Ничего больше.

— Ты ездила, чтобы встретиться с викарием.

— У тебя что, в городе есть шпионы? — раздраженно спросила она. — Я ездила, чтобы извиниться за то, что нас не было в церкви в прошлое воскресенье.

— А. Я надеялся, что у тебя были еще дела.

— Какие? Почему бы тебе не присесть, отец? Раз уж ты решил допросить меня.

Он сел напротив нее.

— Элизабет. Я не допрашиваю тебя. Я побуждаю тебя к действиям. Знаешь, у нас осталось совсем немного денег, поэтому скажи, как мы будем существовать, когда щедрость Николаса иссякнет и он попросит нас покинуть дом?

— Я не думала о таком далеком будущем.

— Питер даже пальцем не пошевелит, чтобы помочь нам.

— Правда? Откуда ты знаешь?

— Иначе бы он давно сделал тебе предложение. К тому же он целиком на моей стороне: ты должна вернуть Шенстоун, и тогда… возможно…

Она отбросила пяльцы.

— Возможно, он неправильно истолковал мои девичьи отказы?

— Нет. Твоя скромность делает тебе честь. Если бы к ней еще добавить Шенстоун и десять тысяч в год… Конечно, я не получаю десять тысяч в год…

— Насколько ты знаешь, я тоже. Кроме того, есть еще три дюжины наследниц, которые с удовольствием охомутают Питера.

— Если бы он их захотел. Но по какой-то причине ему нужен Шенстоун и ты. Я не понимаю. Никогда не думал, что так получится. Тебе остается только найти способ.

Она вновь подобрала пяльцы и продела иголку в лепесток начатой ею ромашки.

— А что, если есть один способ? — Она сама не ожидала, как задала вопрос. Хотя, если она собирается проводить более детальное расследование, ей понадобится помощь.

Разве ее отец и Питер не помогут ей?

— Что ты имеешь в виду? — Ее отец подался вперед, всем своим существом излучая заинтересованность. — Ты что-то от меня скрывала, моя девочка? Что за способ? Шенстоун и все деньги в нашем распоряжении. Элизабет! Быстрее расскажи мне…

— Ничего конкретного. Есть, правда, кое-что…

— Есть — нет, о чем ты говоришь? Скажи мне!

— Фредерик, ты снова говоришь о деньгах? — с порога спросил Питер, ухвативший последнюю фразу разговора. — Он не прекращает разговоры о деньгах. Для него деньги очень болезненная тема. Своими разговорами о них он утомляет. Чем занимаешься, Элизабет?

«Жду тебя», — хотела сказать она и сказала: