Мера любви - Жюльетта Бенцони Страница 49

Это был ван де Валь. В разорванной в клочья одежде, с окровавленной щекой, он пытался избежать самого страшного – убийства Филиппа. Но никто не хотел его слушать.

Сен-Реми и Готье удалось размотать цепь.

Готье попытался поднять огромную железную решетку.

– Они закрыли цепь на замок, – крикнул он, – и лебедка не двигается.

– Надо сбить замок.

– Поторопитесь! – крикнул Сен-Реми, по-прежнему орудующий топором. – Нас сейчас разорвут на куски.

Герцог с горсткой уцелевших приближенных прижались к решетке, пытаясь отразить натиск огромной ревущей толпы. А за воротами бургундские солдаты стреляли в разместившихся на городских стенах горожан.

Вдруг рядом с Готье оказался бургомистр. Он притащил за собой рабочего, вооруженного огромными щипцами.

– Разбей замок! – приказал он.

Мужчина, явно испуганный, колебался:

– Если я послушаюсь, меня уничтожат!

– В противном случае ты умрешь сейчас же! – прошипел Сен-Реми, приставив к его горлу кинжал, который он взял у убитого солдата.

Рабочий повиновался. С помощью Готье и Беранже ему удалось сбить замок. Сразу же под торжествующие вопли пикардийцев поднялась решетка.

Они бросились на выручку герцогу и его людям. Пикардийцы двинулись было дальше, но окрик принца остановил их.

– Назад! Надо смириться, мы не можем сражаться со стотысячной толпой безумцев.

Он схватил Катрин, поднял ее и посадил сзади на коня. Войско расступилось, и, пришпорив коня, он выехал из города по подъемному мосту.

Но, немного отъехав, он остановил коня, обернулся и дал волю своему гневу:

– Проклятый город, ты во второй раз вынуждаешь меня спасаться бегством. На этот раз я тебя не прощу! Когда я вернусь, а это случится скоро, ты не дождешься от меня пощады! [2]

Обезумев от ярости, он быстро поскакал по направлению к Розлеру, унося с собой Катрин. Она судорожно рыдала, обняв его за плечи. За их спиной слышались торжествующие крики жителей Брюгге.

По приезде в замок де Розлер герцог бросился в свою комнату, увлекая за собой Катрин. Он запретил кому-либо беспокоить его, что бы ни произошло.

Он метался по комнате, заложив руки за спину, сгорая от стыда и бешенства. Продрогшая, Катрин подошла к зажженному камину, спокойно выслушивая его ругательства. Она никогда не видела его таким и на минуту испугалась, не сошел ли он с ума.

Когда, подойдя к огню, он опустился на скамью, она робко начала:

– Монсеньор! Вы пережили страшный день! Ваше сердце и гордость кровоточат! Но вы не должны поддаваться отчаянию. Вы великий принц…

Он подскочил словно ужаленный:

– Великий принц, изгнанный из своих владений лавочниками и развратниками! Великий принц, оставивший своих людей на милость мятежников! Знаешь ли ты, чего стоил мне этот день? По меньшей мере двести пленных, погибших – без числа, среди которых один из моих лучших капитанов. Знаешь ли ты, что Жан Виллье де л'Иль Адан пал у часовни Сен-Жюльен от руки кузнеца? Л'Иль Адан, рыцарь Золотого Руна, убит бродягой! А ты говоришь, что я великий принц. Если бы я действительно им был, я бы собрал огромную армию и завтра же напал на этот проклятый город, разорив его, потопив в крови, стерев с лица земли! Но нужны месяцы, чтобы собрать армию для одной осады! Эти негодяи знают. Этот город насмехается надо мной, над великим герцогом Запада!

Он внезапно замолчал и разразился рыданиями. Катрин никогда не видела мужчину, который бы так плакал, даже его, легкого на слезы. Он мог плакать по заказу и возвел слезы в дипломатическое оружие. Но на этот раз это был не спектакль. Слезы, прерываемые резкими всхлипами, лились ручьем. Напуганная подобным проявлением чувств, Катрин отошла к окну и выглянула на улицу. За окном стояла глухая ночь и шел затяжной дождь. Молодая женщина решила, что надо дать Филиппу выплакаться, так как слезы снимают горечь с души. Если бы только она могла уйти, чтобы пощадить гордость поверженного принца. Он может не простить ей, что она стала свидетелем его отчаяния.

Постепенно рыдания стали реже и стихли. Лишь потрескивание огня нарушало установившуюся тишину. Раздался охрипший голос Филиппа:

– Где ты? Иди ко мне.

Она нехотя покинула свое убежище.

– Я здесь, монсеньор.

– Я думал, что ты покинула меня! Подойди ближе, ближе…

Он поднялся сам, подбежал к ней и обнял ее, спрятав на ее груди мокрое от слез лицо.

– Я хочу забыться, Катрин, ты должна мне помочь…

Он жадно целовал ее шею, щеки, лицо, не замечая, что она оставалась бесчувственной и холодной к его ласкам.

– Что я могу сделать?

Вопрос, заданный мягким спокойным голосом, был для него словно ушат холодной воды. Филипп выпустил ее из рук.

– Что ты можешь сделать? Помочь мне забыться, а ты прекрасно это умеешь. Дай мне твое тело, мы будем заниматься любовью до полного изнеможения. Сними это рубище и распусти волосы. Мне нужен блеск твоей плоти, ее нежность и тепло.

Его пальцы принялись лихорадочно развязывать ее черную рясу, веревку на поясе. Он взбесился, увидев под рясой еще одно платье.

– Помоги-ка мне!

– Нет! Если вы хотите взять меня, возьмите, но не рассчитывайте на мою помощь!

Он отступил, словно от пощечины. Она увидела, как от нового приступа гнева на его висках вспухли вены.

– Ты не хочешь принадлежать мне? Ты, моя возлюбленная, отказываешь мне?

– Я больше не ваша возлюбленная. Вспомните, Филипп. В Лилле я вам сказала, что это прощание.

– Тогда не нужно было оставаться на моих землях, тебе следовало вернуться домой, как ты об этом объявила. Я думал, что ты уже далеко, и вдруг узнаю, что ты в Брюгге, да еще беременна… от меня. И в довершение ко всему тебя там держат в заложницах, как обменную монету за их проклятые привилегии, которые я им никогда не верну. От кого ты была беременна?

Это было так на него похоже – задать вопрос в столь драматичные минуты.

– Вы считаете, что это так важно?

– Для меня – да. Может быть, отдаваясь мне в королевскую ночь, ты надеялась приписать мне чье-то отцовство?

Пожав плечами, она дерзко ответила:

– Монсеньор, для принца, самого образованного в христианском мире, вы говорите глупости! Я думала, что вы меня знаете лучше. Если вы так хотите знать, меня изнасиловали пьяные разбойники в вашем милом городе Дижоне. Я хотела вырвать этот стыд из своего тела. Мне рассказали о некой флорентийке, и я отправилась в Брюгге на ее поиски. Мне пришлось проехать через Лилль, я увидела вас… и захотела узнать, может ли старая любовь вылечить мое тело и душу. Филипп, вы были моим первым любовником, и женщине не дано узнать лучшего любовника, чем вы. Той ночью вы, сами того не зная, возродили меня к жизни. Упрекать меня в этом было бы жестоко.