Цыганочка, ваш выход! - Анастасия Туманова Страница 49

Намёк был слишком откровенным, и Штюрмер величественно поднялась. Расстроенная и злая Нина забрала дочерей из комнаты студенток, уложила их спать, а сама до утра провертелась в постели без сна.

Несколько дней спустя, вернувшись со службы и пробегая по коридору «петуховки», Нина неожиданно была остановлена зычным знакомым басом:

– Боже мой! Антонина Яковлевна! Очаровательны, как всегда! Сколько лет, сколько зим!

– Полгода назад всего виделись, Вадим Андреевич! – рассмеялась Нина, входя в комнату Иды Карловны и протягивая руку для поцелуя Вадиму Кленовскому, когда-то самому известному импресарио Москвы. – А вы-то здесь какими судьбами?

– Нахально напросился в гости! Идочка, – Кленовский галантно поклонился в сторону сидящей за роялем Штюрмер, – моя добрая знакомая, я сейчас пытаюсь устроить ей прослушивание в РАБИС… [46]а она возьми и проговорись, что у неё теперь в соседках сама Нина Молдаванская! Я поначалу ей и не поверил: в голову не могло прийти, что вы уйдёте с Живодёрки! Убедился лишь тогда, когда ваш хор явился к комиссии без вас!

– И как всё прошло? – невольно заинтересовалась Нина.

– Ой… Ой, и не спрашивайте… – Кленовский по-кошачьи сморщился и замахал короткими ручками. – Чтоб я ещё хоть раз… Ведь только из уважения к памяти вашего покойного батюшки!.. Но больше – ни за какие мильоны, слово старого еврея-комедианта! Всё было, как я и опасался! Отряд солисток в вечерних платьях и – «Сияла но-о-очь… Луной был полон са-а-а-ад… Лежа-а-али…». Вы думаете, кому-нибудь в комиссии оказалось интересно, чем был полон сад и кто в нём лежал? Ни-ко-му! Такого фиаско Татьяна Петровна не имела никогда в жизни, я уверен! Да и прочие тоже! Один только Миша аттестат получил!

Нина вздохнула, чувствуя всё же некоторое злорадство от того, что Танька-Лиска провалилась.

– Дурой была, дурой и осталась… Говорила я ей – продавай платья, не понадобятся больше! А Мишку, стало быть, они взяли?

– Ну, вы же знаете Мишу… Знаете, как он играет… Его полчаса слушали не перебивая! И вы представляете, что за штуку он отколол в конце?! С «венгерки» прямо перешёл на «Варшавянку»! Комиссия просто хором встала! О-о-о, Ниночка, как, право, жаль, что вас там не было…

– Ой, цыгане… Ох уж мне цыгане… – не могла успокоиться Нина, расхаживая взад-вперёд по комнате. – Ничему людей жизнь не учит! Я год назад пыталась им составить программу для концерта в… в одной военной части… Да вы же помните, вы как раз тот концерт конферировали! Так они меня чуть на лоскутья не порвали! Так страшно хотели исполнять свои коронные романсы и блистать платьями в пол! Ум-м-м, лубня…

– Ну и чёрт с ними, с вашими цыганами, уж извините! – фыркнул Кленовский, переглянувшись со Штюрмер. – Полагаю, вы и без них не пропадёте! Что вам мешает пойти в эту Пролеткомиссию одной?

– И самой себе аккомпанировать на гармошке? – в тон ему насмешливо спросила Нина. – И плясать вприсядку? «Эх, раз, ещё раз, только для народных масс»? Увольте, пожалуйста…

Кленовский засмеялся.

– «Только для народных масс», говорите? На гармошке? Забавно было бы взглянуть… И комиссия бы посмеялась. Но вам, я думаю, ни к чему так позориться, это пусть Сёмка Тонский выкаблучивается, ему уже нечего терять. Романсы, конечно, петь незачем, эта комиссия из дворников всё равно не поймёт ни слова…

– Ниночка, лучше бы вы исполнили им то, что пели на днях, когда мыли окна, – неожиданно вмешалась в разговор Ида Карловна. – Вспомните, какая толпа на Солянке собралась!

– Что?.. – растерялась Нина, смутно вспоминая, что неделю назад, протирая распахнутые окна, действительно была в великолепном настроении и распевала какую-то таборную плясовую. – Но… как же это петь в комиссии?.. «Серьги-кольца»?! Вадим Андреевич, вы что, сговорились?!

– Ниночка, вы меня, право, удивляете, – со вздохом сказал Кленовский. – Вы же ресторанная певица! Уж давно пора бы усвоить: петь надо то, что желает публика! Когда публика состояла из приличных людей, вы пели романсы! Сейчас ваша публика – пролетариат! Ну и спойте, что им понравится, в жизни не поверю, что не сможете! Костюм кочевой цыганки у вас, надеюсь, имеется?

– Но… почему же кочевой? – совсем растерялась Нина.

– Потому что власть наша изо всех сил народная! И им нужно народное искусство! – провозгласил Кленовский. – А народ должен быть обязательно голодным, бедным и оборванным, чтоб власть не подумала, что она его зря освобождала!

Нина в замешательстве повернулась к Штюрмер.

– Совершенно верно, – царственно кивнула та шиньоном. – Посмотрите на нашего Ваньку Богоборцева! Он, когда идёт в редакцию, натягивает эти ужасные лапти с онучами и драный армяк деда Бабанина! И непременно чтоб махоркой пахло!

– Но… но Ваня же и без этого пролетарий!

– Конечно, кто от него отбирает?! Отец на морозовской фабрике работал, спецом был, ходил на работу в костюме с галстуком! Сыновей в реальном выучил! Но, помилуйте, какой же это пролетарий – чистый, в костюмчике и без булыжника? Это же не вписывается в мировоззрение красного редактора!

Нина рухнула на табуретку и начала хохотать.

– Вот вы знаете, Нина, чего всю жизнь не хватало вашим хоровым цыганам? – задумчиво сказал Кленовский, когда она немного успокоилась. – Толкового еврея-дирижёра! Который бы решал все вопросы и с публикой, и с начальством! И изредка напоминал бы вам, что народ желает слушать пролетарское искусство, а не завидовать на ваши вечерние туалеты! Последним стоящим хореводом был ваш покойный батюшка, Яков Дмитрич, царствие ему небесное… У него цыганки носили мониста и таборные юбки в оборках, и про хор тогда даже писали в газетах!

– Полно вспоминать, Вадим Андреевич… – переводя дух, вытерла слёзы Нина. – Отца нет, рявкнуть как следует на этих куриц некому… Они теперь на таборные юбки нипочём не согласятся!

– Конечно, – серьёзно подтвердил Кленовский. – И поэтому всему хору завернули оглобли, а вы, если, конечно, меня послушаетесь, получите возможность заниматься искусством! Пусть даже и народным. Итак, костюма, я так понимаю, у вас нет?

– Нет… Но есть старые юбки и шали и…

– Тащите всё. Да, и скатерть вот эту тоже снимайте, посмотрим, что можно сделать. Шить, надеюсь, умеете? Машинка в доме имеется? Если нет, возьмите у Идочки.

– Вадим Андреевич!!! Подождите! – от забившей ключом энергии Кленовского у Нины пошла кругом голова. – Но ведь это всё равно без толку всё, у меня же нет аккомпаниаторов!

– Ниночка! – Ида Карловна выпустила край собственной бархатной скатерти, которую начала было стягивать со стола, и оскорблённо посмотрела на Нину. – Вы полагаете, что я, которая аккомпанировала артистам императорских театров, не смогу взять на рояле эти ваши несчастные три аккорда в ре-миноре?!

– Но гитара… хоть бы одна гитара для колорита…