И весь ее джаз… - Иосиф Гольман Страница 49

— Будешь петь? — спросил какой-то немножко пьяненький гость.

— Буду замуж звать, — серьезно объяснил Курмангалеев.

Машка вспыхнула румянцем: джаз, конечно, предполагает импровизацию, но не до такой же степени.

Все как-то одномоментно замерли. А некоторые даже подошли в салон с кормы.

— Я, Джама Курмангалеев, зову замуж Машеньку Ежкову, — сказал он, четко выговаривая слова. — Обещаю любить ее всю жизнь, — добавил капитан через короткую паузу.

Народ дружно зааплодировал, кто-то даже крикнул: «Соглашайся, Маш!» Лишь Наталья смотрела на влюбленных с некоторой печалью. Опыт подсказывал ей, что ни с Джамой, ни с Ефимом, ни с каким-либо еще столь же упертым персонажем спокойной жизни у давшей согласие женщины точно не будет. А в том, что Джама — упертый персонаж, Наталья не сомневалась. При богатой семье в тридцать два года капитанить и ловить пули собственным телом — для этого точно надо обладать недюжинной упертостью.

— Но ведь тебе со мной не скучно? — Ефим с легкостью читал мысли жены.

— Нет, — вынуждена была согласиться правдивая Наталья.

— Вот и им не будет скучно.

— Это уж точно, — еще раз согласилась Береславская.

— Что же ты молчишь? — опять спросили из публики.

Опешившая Машка не знала, что ответить.

— Скажи «да» или «нет», — спокойно посоветовал подошедший отец.

Мария взяла у Джамы микрофон.

Вот теперь даже муху было бы слышно. Если бы, конечно, Вась Васич Соколов допускал бы в своем идеально чистом хозяйстве мух.

— Да, — сказала Машка.

И вот теперь началась дискотека!

Плясали все. Ну, кроме, может быть, Береславского. За него лихо отплясывала Наталья. Потом музыканты вживую забацали лезгинку, и в пляс пошли родители Джамы. Младший брат вообще откалывал чудеса.

Но Джама, вступив в круг, выглядел еще лучше.

Странно, однако гремевшая в центре Москвы лезгинка в данном контексте ни у кого не вызывала неприятных ассоциаций.

Наверное, потому, что все национальные распри рассматриваются вообще. А друг с другом уживаются — или не уживаются — конкретные люди в конкретных ситуациях.

Джама обнял невесту, нежно поцеловал ее.

Их родители были рядом и улыбались.

«Очень хорошо», — отметил Ефим Аркадьевич, знавший непростую предысторию. Если бы не поладили родители — трудно было бы поладить и молодым.

Корабль шел домой. Машка уже не пела, потрясенная поворотом вечера. А народ добирал хорошего настроения. Оставалось где-то полчаса до причала.

Пробираясь по протоптышу к туалету, Ефим вдруг услышал приглушенные, но явно сердитые голоса.

Рванувшись на звук, обнаружил около кухни Джаму, схватившего за руку Наргиз. Татьяна Васильевна Соколова заступалась за подружку, а та молча пыталась вырваться из капкана капитановых рук.

— Отпусти ее, — тихо попросил Ефим.

Джама выпустил Наргиз, девушка молча стала растирать кисть. Испуга в ее миндалевидных глазах не читалось.

— Это она меня по голове ударила, — сказал капитан. Он обсуждал произошедшую в подъезде историю с Береславским, тщетно пытаясь перевести его в союзники.

— Ну и что? — спросил профессор.

— Как, ну и что? — не понял Джама. — Могла вообще убить.

— А что ей оставалось делать? Выскочил перед ней человек с пистолетом. Молодец, что не растерялась.

Джама мучительно задумался. В таком ключе он ситуацию не рассматривал. И непонятно, что девушке предъявлять. Не говоря уж о том, что его собственные действия были сплошной нелегальщиной.

Да и ссориться с Береславским, имевшим сильное влияние на любимую женщину, тоже не хотелось.

Выход подсказал Ефим Аркадьевич.

— Эта девушка — под моей защитой, — сказал он. — Отвечаю за нее я. Если у тебя дела к ее другу — обращайся к ее другу. Так годится?

— Годится, — сказал Джама.

А что он еще мог сказать?

К ним уже подходила встревоженная Машка. Еще с ней не хватало поссориться из-за милицейских дел. Так можно и невесту потерять.

— Работай дальше, — сказал Береславский Наргиз. Она вернулась на кухню и, захватив подносик с чаем, пошла в салон.

Инцидент был исчерпан. По крайней мере, на данной момент.

Оставалось только одно дело.

Ефим отошел в сторонку и набрал номер, оставленный его необычным бизнес-партнером.

— Да, — мгновенно отозвался Грязный.

— Ты, наверное, знаешь Джаму Курмангалеева, — сказал профессор.

— Да, — бесцветно сказал партнер.

— Он на корабле.

— Видел Наргиз?

— Видел. Наргиз в безопасности. Я отвечаю. Но ты не приходи.

— Я боюсь за Наргиз, — вдруг сказал Краснов.

Ефим был потрясен: ему казалось, что слово «боюсь» его собеседник использует нечасто. А может, вообще никогда не использует.

— Я отвечаю, — сказал Ефим.

— Хорошо, — ответил его собеседник, но телефон не отключил. Кнопку отбоя нажал Береславский.

Кораблик причалил к берегу, его довольные пассажиры прощались с Береславским и потихоньку расходились.

Еще через полчаса остались только Береславский с Натальей, Соколов да Наргиз, которую Ефим решил от греха подальше забрать с судна. Наталье его идея не сильно понравилась, но она понимала, что супруг опять влез во что-то непонятное, и сейчас надо просто дождаться, когда все рассосется. Сама Наргиз никаких отрицательных чувств у нее не вызывала.

Решили попить чаю перед тем, как начать грузить картины и мольберты в Натальину машину. Здесь Береславскому уже было не отвертеться, так хотелось хоть оттянуть начало ненавистных действий.

— Деньги ушли впустую, — посочувствовал Соколов галеристу.

— Я бы не сказал, — ответил Береславский. Ну еще бы. Когда это он признавал свое поражение.

Но профессор убедительно обосновал свои слова.

Они познакомили с творчеством авторов галереи более ста человек. А тем, кто уже знал, напомнили о себе, что тоже необходимо.

Они договорились о новых выставках как минимум с двумя людьми — их, оказалось, привел с собой Дим Димыч.

Наконец, немножко денег заработалось как процент с продаж вина и круизов — об этом заранее имелась договоренность.

Но все равно, несмотря на льготные расценки Соколова, плюса, конечно, не выходило.

Пили чай, наслаждаясь тишиной, наступившим вечером и рекой. Нечастое дело в городе Москве.

Вдруг подошел вахтенный матрос с двумя товарищами. Лица — знакомые, они были в круизе, однако Ефим их лично не знал, это были друзья друзей, тоже распространенная категория на его мероприятиях.