Лакей и я - Валери Боумен Страница 49

— Если мужчина при наличии столь печального опыта, решил найти леди, которой будет нужен он сам, а не его титул и состояние, разве это не разумно? Особенно учитывая тот факт, что неженатый граф — мишень для мамаш молодых дебютанток? Каждая матрона мечтает сбыть с рук свое чадо и проходу не дает завидному жениху. Конкурентки, потеряв стыд, буквально вешались ему на шею, ругались, даже дрались.

Фрэнсис усмехнулась:

— Ах, бедный лорд Кендалл! Я должна его пожалеть?

— Нет, конечно. Я все это рассказал лишь потому, чтобы вы узнали правду.

— Но ложь унизительна! — воскликнула Фрэнсис.

Лорд Беллингем пожал плечами.

— Он думал, что в обличье слуги проще наблюдать за гостями, чтобы найти девушку для серьезных отношений, и я не могу его за это винить.

Фрэнсис резко подалась вперед и впилась глазами в лицо маркиза.

— Скажите, лорд Беллингем, а почему вы здесь в роли камердинера? Тоже хотите жениться?

Белл подскочил, как ошпаренный и расхохотался.

— Я? О господи, конечно, нет! Тьфу-тьфу…Я здесь потому, что мужчина, а мужчины, когда выпьют, часто говорят и делают глупости. В ту ночь, когда Кендалл заявил, что намерен жениться, мы решили, что в обличье слуг найти подходящую леди проще, а заодно проверить, кто из нас протянет дольше, и заключили пари.

Фрэнсис, осознав, в чем именно заключалось пресловутое пари, не увидела в нем ничего ужасного: каждый развлкается как может.

— Значит ли это, что здесь есть еще переодетые слугами лорды, притворяющиеся слугами?

Белл рассмеялся:

— Только один, но я не могу открыть вам его имя.

— Взрослые мужчины, а ведете себя как дети, — проговорила Фрэнсис голосом сварливой мамаши, но уже без гнева и обиды.

— Что делать… — комично сморщился и пожал плечами маркиз.

— Вы потому здесь, лорд Беллингем, чтобы я простила Лукаса?

— Нет, такой цели я перед собой не ставил. Я всего лишь хотел предложить вам задать самой себе один важный вопрос.

Фрэнсис насторожилась.

— Не пытаетесь ли вы, как говорится, назло матушке отморозить уши?

У Фрэнсис перехватило дыхание от возмущения, а Беллингем продолжил:

— Вы спрашивали себя, почему не желаете его простить? Да, его поступки не назовешь достойными джентльмена, но неужели вы готовы, лелея свое негодование и обиду, прожить остаток жизни как леди Фрэнсис Фрэнсис? Вы кажетесь мне достаточно разумной для этого.

— Почему вы так решили? — спросила она хмуро.

Маркиз пожал плечами.

— Потому что не надо обладать сверхъестественными способностями, чтобы понимать: тот, кто увидел истинную суть законопроекта о занятости, должен быть как минимум умен.

Она откинулась на спинку кресла.

— Полагаю, это уже не имеет значения. Законопроект, в конце концов, все равно может набрать достаточное количество голосов.

— Ну, теперь вряд ли: Кендалл отозвал его.

Фрэнсис медленно повернула голову к собеседнику:

— Вы серьезно?

— Более чем.

Она не сразу заговорила, совершенно ошеломленная услышанным:

— Когда это произошло?

Лорд Беллингем склонил голову к плечу.

— После того как вы покинули столовую, он объявил во всеуслышание, что законопроект — полная чушь, а осознать, насколько это мне известно, помогли ему вы.

Фрэнсис прикоснулась кончиками пальцев к губам.

— Это правда?

— Чистейшая. Когда Кендалл побежал за вами, принц-регент заявил, что проголосует против. Сэр Реджинальд, естественно, тоже.

Фрэнсис уронила руки на колени.

— Но почему?

Маркиз оперся о подлокотники кресла и устало вздохнул:

— Ну, для начала, вовсе не он автор этого пресловутого закона, а его брат Карл, который умер около года назад. Лукас лишь пытался исполнить его последнюю волю.

Фрэнсис ушам своим не верила: правда ли то, что он сказал? Пришли на память слухи о графе Кендалле: да, его брат умер, — но когда об этом говорили, она еще не выходила в свет и ничего о нем не знала. Единственный известный ей граф Кендалл — теперешний, и для нее он всегда ассоциировался с законопроектом о занятости. Допустить, что закон был написан еще до того, как Лукас стал графом, вполне можно.

— Истина заключается в том, что именно вам, мисс Уортон, удалось открыть ему глаза на суть этого закона.

— Это он вам сказал?

— Это не важно. Замечу только одно: мир не черно-белый, существует множество оттенков и полутонов. И если бы вы дали возможность Кендаллу объяснить, почему он перевоплотился в лакея на загородном приеме, то, возможно, заметили бы их.

— О каких оттенках вы говорите? — нахмурилась Фрэнсис.

— Кендалл хотел найти леди, которая будет добра к слугам, заботлива и отзывчива, и полюбит его самого, а не его титул и богатство. Он нашел все это в вас.

— Все равно он не должен был мне лгать!

— Согласен. Но давайте посмотрим на события со стороны. Он всего лишь намеревался подавать блюда, наблюдать, а потом решить, какая леди ему подходит. Он не ожидал, что увидит девушку, которая буквально поразит его своей непосредственностью. Сначала вы попросили его выглянуть в коридор и убедиться, что он пуст; потом он увидел вас в библиотеке, куда пришел разжечь камин. У вас завязалась беседа, а потом он с удивлением обнаружил, что не может дождаться следующей встречи.

Фрэнсис тряхнула головой, пытаясь удержать слезы, которые готовы были пролиться в любую секунду.

— Кендалл начал понимать, что нашел юную леди, которую искал, — продолжил маркиз. — Только как теперь признаться, что он вовсе не лакей, а тот самый ненавистный лорд — автор, как она считала, — этого ужасного законопроекта.

Фрэнсис какое-то время молча смотрела на маркиза. До того как лорд Беллингем вошел в библиотеку, она пребывала в полной уверенности, что никогда не простит лорда Кендалла и станет ненавидеть его до своего смертного часа, но сейчас в этом засомневалась.

— Я совсем запуталась: теперь уже и не знаю, права я или мелочна и немилосердна.

Лорд Беллингем сцепил пальцы на животе.

— Скажите, мисс Уортон, вы когда-нибудь совершали ошибку, настолько серьезную, что отдали бы все на свете, чтобы ее не совершать?

Фрэнсис растерянно заморгала и покачала головой.

— Думаю, что нет.

Лорд Беллингем откинулся на спинку кресла и вздохнул.

— Вы счастливый человек. А вот я совершил такую, и должен признаться, нет ни одного дня, когда сожаление о ней не было бы моим постоянным спутником.