Татуированная любовь - Гайя Алексия Страница 49

– Я кое-что вспомнил, – бросаю я, не глядя на нее.

Чувствую, как она поворачивается ко мне. Делает радио потише, и ее удивленный взгляд почти обжигает мне кожу. Тяжело дышать. Надо было заткнуться, не знаю, сумею ли я сказать ей больше.

– Про… про Майлерсов? – уточняет она нерешительно.

Вздрагиваю, мне не хватает воздуха. Стискиваю зубы и закрываю глаза.

– Нет, черт возьми! Почему ты говоришь об этом? – спросил я, кидая на нее взгляд.

– Потому что воспоминание может многое изменить… Ты мог бы продвинуться. Извини, продолжай, я тебя слушаю, – хмыкает она.

Снова наступает тишина, и, чтобы ее заполнить, снова включаю звук старого радиоприемника и опускаюсь на сиденье. Солис больше ничего не говорит, она знает, что на этот раз настаивать бесполезно. Мы продвигаемся очень медленно – застряли в перегруженном трафике. Она вздыхает раз или два, а в моей голове чудовищный хаос. Думаю о Елене, которая расстраивает меня во всех смыслах этого слова, прошлом вечере со словами, которые я, возможно, действительно сказал, и моих кошмарах, в которых все больше и больше деталей. В конечном итоге я взорвусь. А потом запрусь в татуированных стенах.

С виду Солис спокойна, но то и дело бросает на меня косые взгляды. Ее вид демонстрирует то, что мне не нравится, то, что она может позвонить мне посреди ночи, чтобы спросить, все ли у меня в порядке или не хочу ли я поговорить с ней. В общем, она волнуется.

– Я в порядке, ладно! Так что прекрати это, черт возьми! – восклицаю я.

Она замирает и осторожно поворачивает голову ко мне.

Черт, еще хуже.

– Хорошо… Э-э…

Смотрю на нее, ожидая продолжения.

– Ну и… То, что ты вспоминаешь…

Стискиваю зубы, я сказал так мало, и все же оказалось слишком много. Суперсила Солис в действии.

– Я… Я…

Почему не могу произнести ни слова?

Пинаю бардачок, он открывается, и что-то маленькое падает у моих ног. Солис не реагирует.

– Дыши, не торопись, Тиг, – мягко выдыхает она.

Делаю, что она говорит: меня до сих пор бесит, что ее советы работают. Рычу и закрываю глаза. По слову, не торопись, давай, парень. Ты же не такой придурок?

– Ну или напиши мне эсэмэс. Знаю, что о некоторых вещах сложнее говорить, чем о других. Я не виню тебя, и ты ведь это знаешь, да? – добавляет она.

– Нет, все в порядке! Черт, я умею разговаривать. Прекратите все считать меня недоумком, как эта бестолковая львица! И хватит, я не хочу больше об этом говорить. Пожалуйста, только не сегодня.

Позади сигналят, потому что Солис пропустила зеленый. После секундной паузы она нажала на газ без единого слова и даже вздоха. Даже не моргает – так она обычно делает, когда я обращаюсь с ней плохо. Она почти впритык догоняет машину впереди.

– Тиган, я запрещаю тебе так со мной разговаривать, ясно?

Серьезно?

– И что ты сделаешь? – отвечаю я.

Слова вылетели сами по себе, хотя мне, очевидно, лучше бы заткнуться. Солис вздохнула и потерла лицо.

– Я устала от твоего поведения, Тиг. Я делаю все, абсолютно все, что могу для тебя, и, несмотря на это, мне ничего нельзя тебе сказать! Ты понимаешь, что я единственный человек, который у тебя есть? Или тебе это тоже безразлично?

Мне кажется или у нее припадок? Это слишком для меня, мне нужно найти способ выплеснуть ярость, иначе легкие взорвутся прямо в грудной клетке.

– Ты…

Дерьмо с этими словами!

Перевожу дыхание и выхожу. Открываю дверь сильным пинком.

Она врезается в соседнюю машину впереди и отскакивает обратно.

– Тиг, подожди!

Солис хватает меня за рукав, но я быстро выдергиваю его.

– Пошла ты!

Дверь снова бьет по соседней машине и еще несколько раз. Мне нужно убраться отсюда, прежде чем я сделаю или скажу что-нибудь по-настоящему глупое, о чем могу пожалеть.

Стекло в тачке Солис разбивается от моей ярости. Слышу, как парень из другой тачки пытается на меня наехать, но я уже пробираюсь между капотами и зеркалами, роясь в рюкзаке в поисках сигарет. Руки дрожат, в голове все перемешалось.

– Могу я узнать, куда ты направляешься, дубина?

О, черт, только не он!

Неужели день может быть еще более дерьмовым, чем сейчас? Потому что случайно наткнуться на этого феерического ублюдка Терри – последняя капля. У него только одна цель – видеть меня за решеткой. И этот придурок не ждет ни секунды, хватает меня за одежду, не дает идти дальше. Рефлекторно изо всех сил пытаюсь вырваться, но он валит меня на первую попавшуюся машину, прямо под носом у водителя. Столкновение с кузовом выдавливает из меня сердитое рычание, а он уже заламывает мне руку за спину. Чертов полицейский.

– У тебя два варианта: или ты без фокусов ходишь в богатенькую школу, – мурлыкает он возле моего уха, – или валяешь дурака, и мы оказываемся по разные стороны решетки.

Он нарочно делает паузу. Воображение уже дорисовывает каждый из вариантов Терри. Слышу, как он достает наручники. У меня только секунда, чтобы решить, и у меня не хватает духа играть с огнем.

– Ну так как? Что выбираешь? Сам пойдешь, как большой мальчик, или тебя тащить?

Перестаю двигаться. Он понимает, что я сдаюсь, и ослабляет хватку.

В следующее мгновение прохожу между тачками, а затем очень быстро оказываюсь у школы, собирая взгляды со всех сторон. Но только один заставляет меня опустить голову: Солис, которая сидит в машине. Не знаю, что с ней делать. Терри не отпускает меня и тычет в спину, чтобы я вошел в большое здание.

* * *

Сижу на стуле уже больше двадцати минут, на двери передо мной надпись «Генеральный секретариат». Это последнее, что я хотел сделать сегодня. В довершение всего – эта частная школа. В такую ходят только избалованные детки, потому что обучение стоит бешеных денег. Не высовываюсь – будет только хуже.

– Эй! Проснись, придурок.

Терри ударил ногой по спинке моего стула. Не реагирую.

– Давай, дама ждет тебя, – добавляет он.

С яростью хватаю сумку, Терри идет следом, как настоящий коп, и толкает меня в дверной проем. Вижу хорошенькую дамочку, похожую на монахиню.

– Первый урок уже начался, я вас провожу, – говорит она.

Дамочка держит несколько листков, скрепленных друг с другом, и, когда она дает их мне, понимаю, что она в таком же «хорошем» настроении, как и я. Не двигаюсь, эта глупая гусыня даже не поздоровалась со мной, и по тому, как она на меня смотрит, видны отвращение и неприязнь, которые я ей внушаю. Почти слышу ее мысли: «Почему он здесь? Он все равно ничего не добьется».