Скандальный дневник - Джулия Лэндон Страница 49

— Мне было немного легче в Лондоне, — сказала Эвелин и сунула коричневое платье обратно в гардероб, достав вместо него золотисто-желтое. — Но здесь, в Истчерче, все напоминает мне о Робби! Я постоянно представляю себе его лицо, слышу его смех, вижу его живого в каждой комнате!

Она оттеснила мать в сторону и вернулась в спальню.

В глазах ее стояли слезы. Неужели сейчас, спустя три года после его смерти, ей по-прежнему надо оправдывать свое горе? Неужели никто не понимает, как тяжело видеть его каракули на стене или дорожку в розарии, по которой он катал маленькую деревянную лошадку на колесиках, приделанных Натаном? Или как разрывается на части ее сердце, когда она всего лишь проходит мимо закрытой двери детской?

— Да, это тяжело, — сказала мама, похлопав ее по колену. — Господь забирает тех, кого мы любим, но помогает нам совладать со своим горем. Ты должна открыть свое сердце, Эвелин. Позволь Ему помочь тебе.

— Я уже почти справилась, мама, — возразила Эвелин.

— Нет, — стояла на своем баронесса. — Если ты до сих пор не можешь жить в Истчерче, значит, тебе не дает покоя прошлое. Ты идешь на поводу у своего горя.

— От него не так просто избавиться, — мрачно изрекла Эвелин. — В моем сердце зияет пустота, которую я ничем не могу заполнить. — Она прижала кулак к груди. — Но, видит Бог, я пытаюсь это сделать.

— Ох, Эвелин, тебе просто надо жить дальше, выполняя обязанности жены и хозяйки поместья. А что тебе еще остается? Неужели ты всерьез думаешь, будто кто-то благосклонно воспримет твою глупую идею развода?

Баронесса сжала ее колено и встала.

— Я думаю, в первую очередь ты должна помириться со своим мужем.

— Прошу тебя, мама, — простонала Эвелин, — не пытайся убедить меня…

— Он заслуживает твоего уважения, — продолжила она. — Он сильно страдал, пока тебя не было.

Эвелин расхохоталась:

— Если до тебя дошли слухи о моей жизни в Лондоне, то ты наверняка слышала и о распутнике Линдсее!

— Да, конечно, — мать нахмурилась, — но ты не можешь отрицать, что он пережил огромную потерю — умер не только его сын, но и наследник.

Эвелин вздохнула:

— Спасибо, мама, что объяснила мне, как страдал мой муж. — Она встала и взяла с кресла свое платье. — А знаешь ли ты, что всего через несколько дней после похорон Робби Натан уехал вместе со своими дружками? Потом я редко видела его дома: он порхал как беззаботная пташка, бросив меня в самые тяжелые дни моей жизни. Черт возьми, он совсем не производил впечатление человека, оплакивающего смерть своего наследника! — Эвелин!

— Прости, мама, но я не могу управлять своими чувствами. Я бы с радостью умерла, чтобы облегчить свою боль. Но ты не волнуйся. Я уже пришла в себя и больше не мечтаю о смерти. Просто мне очень не хватает моего мальчика.

Она направилась к двери.

— Куда ты, позволь спросить?

— Подальше от этого ненужного разговора! — крикнула Эвелин через плечо и вышла из своих покоев, устремив взгляд прямо перед собой и не глядя по сторонам.

Торопливо спустившись по мраморным ступеням витой лестницы в холл, она схватила с вешалки свой плащ, накинула его на плечи, выскочила из парадных дверей и сбежала с крыльца на подъездную аллею. От вчерашней, унылой погоды не осталось и следа. День был холодным и ветреным, но солнечным. У Эвелин тут же поднялось настроение. Она побрела по дорожке, сама не зная куда. Ей не хотелось видеть сгоревшую оранжерею. Ей не хотелось видеть маленький розарий, где она гуляла с больным сыном. Ей не хотелось видеть и сам дом, где находилась детская и где в данный момент, гостили ее родители.

Она могла бы уйти от всего этого — сбежать куда угодно, хотя бы и в Лондон, — если бы не мысль о Натане.

Он ведь твердо заявил, что любит ее. Вчера вечером она уже начала сомневаться, что правильно судила о своем муже, но потом ее родители все испортили, напомнив ей о самом тяжелом периоде ее жизни — периоде, когда Натан не любил ее, а, скорее, терпел. Она вспомнила, как они злились друг на друга. Его раздражала ее бесконечная хандра, а она досадовала на его непонимание. Когда он ложился в ее постель, она была совершенно безжизненной.

Он обиделся и нашел утешение с Александрой.

Интересно, сколько пройдет времени, прежде чем его воспоминания начнут оживать и он станет относиться к ней с прежним презрением? Размышляя над этим вопросом, Эвелин сама не знала, как добрела до кладбища, и опомнилась, только когда случайно увидела херувима, устремившего взор в небеса над могилой ее сына.

По его примеру Эвелин подняла глаза к безоблачному голубому небу. Вновь посмотрев вниз, она заметила позади каменного херувима какую-то маленькую фигурку и прищурилась.

Это был мальчик. Френсис! Он обошел херувима и нагнулся. В руках у него была лопата.

Зачем ему лопата?

В голове Эвелин закружился вихрь догадок. Она быстро пошла вперед. Железные ворота были открыты, и она беспрепятственно попала на территорию кладбища.

Сначала Френсиса нигде не было видно, но потом его фигурка опять мелькнула между обелисками и могильными плитами. Мальчик стоял на коленях на могиле Робби и, кажется, копал землю.

Эвелин ахнула и бросилась к нему. Когда она подбежала, он как раз встал и поднял ведро. Ее неожиданное появление напугало Френсиса. Вскрикнув, он выронил ведро, из которого посыпались листья, грязь и какие-то растения. Эвелин схватила его за плечо.

— Что ты здесь делаешь? — строго спросила она.

— Ничего! — испуганно отозвался парнишка. — Только то, что мне сказал его сиятельство!

— Что? Что он тебе сказал?

Мальчик дернулся, пытаясь вырваться из ее рук, но она держала крепко и, нагнувшись, смотрела ему в лицо.

— Чтобы я прибрался на могиле, мэм!

Эвелин растерянно захлопала глазами. Повернув голову, она взглянула на надгробие и херувима, потом медленно выпрямилась и отпустила мальчика. «Господь дал, Господь взял…»

Она посмотрела в ангельское лицо херувима и стала ждать, когда на нее обрушится тяжелая волна всепоглощающего горя, но не почувствовала ничего, кроме тупой боли.

— Он сказал, что надеется на меня, — взволнованно добавил Френсис.

Эвелин перевела взгляд на мальчика. Ей было неприятно оттого, что она его напугала.

— Прости меня, пожалуйста, Френсис, — сказала она с улыбкой. — Я не знала, что мой муж доверил тебе ухаживать за могилой нашего сына.

Но Френсис покачал головой:

— За могилой ухаживает его сиятельство, мэм. Просто он попросил меня какое-то время последить за ней, потому что самому ему нужно побыть с вами. Я прихожу сюда каждый день, — сообщил он и нервно провел тыльной стороной ладони у себя под носом.

Она улыбнулась шире, сама не зная, кто ее тронул больше — Натан или Френсис.