Особое выражение лица - Вера Колочкова Страница 49

– Так и врезал бы! Взял и убежал тогда… Знаешь же меня, как облупленную! – кокетливо бросила ему Лара, продолжая сжимать Дилю в виноватых объятиях.

– В следующий раз врежу обязательно, – ласково проворчал Гриша, – а Динка мне поможет контрольный удар под дых сделать. – И, обращаясь уже непосредственно к Диле, начал объяснять торопливо: – Мы же тебя на другой день сразу искать поехали! Думали, ты в том доме, у соседки Ирины Григорьевны, у тети Тани…

– …А она говорит – была, мол, и уехала! В деревню, говорит, к родственникам! – подхватила его объяснения Лара. – Мы сразу в это твое Горелово и рванули…

– Ага! Я пришла с работы, а они на меня ка-а-ак напали! Где Дина да где Дина! А я и не в курсе дел – какая такая Дина… – вдруг подала голос стоящая рядом с Зебе молодая женщина и улыбнулась застенчиво.

– Так ты – Света?! – не веря до конца своей догадке, тихо спросила Диля.

– Ага. Света. Здравствуй, сестренка! – рванулась к ней женщина, чуть сдвинув простую вязаную шапку со лба, и яркие рыжие кудряшки выскочили наружу, заплясали колечками на ветру. – Давай хоть обнимемся, что ли! А на маму ты не сердись, она у нас всю жизнь такая – немножко бубука. Вроде в том еще государстве жила, под знаменами «пятнадцати республик – пятнадцати сестер», а при слове «таджичка» ни с того ни с сего начинает вдруг спесью пугливой наливаться, как комар кровью!

– Нет, она мне про это ничего… Она сказала – ты замуж собираешься. А моя мама будто бы у твоего жениха…

– Ой, да не поминай ты эту историю! Глупости какие! И Колька тоже ничего не помнит! Он тоже здесь, кстати, просто за сигаретами отошел.

– Да я уже пришел, Свет… – возник рядом с ними широкоплечий верзила-парень, протянул Диле жесткую ладонь: – Здрасте, родственница. Будем знакомы. Меня Николаем Прозоровым зовут. Нашлась, слава богу, значит? А у нас через неделю свадьба!

– А я знаю! Мне тетя Зина говорила! – радостно подтвердила Диля, торопливо смахивая со щеки счастливую слезу.

– Ага. Мы ее прижали хорошенько, тещу-то. Когда ребята к нам приехали да про тебя начали спрашивать, она и раскололась, что тебе от ворот поворот сделала. Ну, мы тогда все сели в машину да поехали в город – тебя искать…

– Ага… А где искать – и не знаем! – весело подхватил Гриша. – Сидим, головы ломаем… И вдруг – звонок! Ирина Григорьевна сообщает, что пришла к ней соседка и говорит – таджик какой-то звонил и что ты якобы в полиции, здесь, в Октябрьском отделении…

– …Это я звонил, точик! – сообщил Илхом, улыбаясь. – Помнишь, как ты телефон на нашей «стене плача» осенью писала?

– Помню…

– А тетя Таня – такая хорошая женщина! И поговорила со мной хорошо, и за тебя испугалась… Потом сама перезвонила, телефон этих ребят дала. Мы с Зебе сразу к ним поехали.

– Динк, мы всех своих знакомых на уши поставили, чтоб тебя немедленно выпустили отсюда! – снова затрясла ее за плечи Лара. – Все старые связи ментовские с Гришкой переворошили, я утром и в миграционную службу сгоняла… Теперь зато знаю, какие надо на тебя правильные бумаги оформлять! Ты знаешь, что мы с Гришкой придумали? Мы тебе вид на жительство сделаем! И у себя пропишем! Там Машка, между прочим, без Алишера уже голодовку объявила… А бумаги я оформлю так, будто ты моя сестра!

– Лар, погоди… Я же сестра! – обиженно оборвала ее Света. – Я тоже могу ей оформить вид на жительство! У нас в деревне, между прочим, хорошие дома пустуют, задаром можно взять… И школа есть, и амбулатория! В общем, все для этого нормального жительства есть! – И, обращаясь уже к Диле и скорчив смешную жалобную рожицу, добавила просительно: – Уж поедем лучше к нам, Дилечка, сестренка… Мы ж родня с тобой, кровная…

– Я ж тебе говорил, точик, что родственники обрадуются! – тихо прокомментировал Светину просьбу Илхом, похлопав по плечу плачущую Зебе. – И друзья у тебя тоже хорошие. Так переживали за тебя! Мы все за тебя переживали, сдружились даже… Все вместе…

Это «все вместе», тихо произнесенное Илхомом, совсем доконало ее. Горячие слезы кинулись в глаза, голову, в трясущиеся лихорадкой губы, и разом прошло по телу полное изнеможение, такое сильное, что подогнулись ноги в коленках, и пришлось даже опуститься на корточки, вцепиться в Алишера объятием. Хоть и маленькая, но все ж опора. Как оказалось, она и в счастье ей необходима.

– Мам, ты чего… – тихо произнес мальчишка, пытаясь обхватить ее плечи руками. – Все же хорошо, мам…

Да, конечно же, все будет теперь хорошо. И поплакать сейчас под музыку льющихся на нее сверху голосов – тоже хорошо. Какая это чудная, красивая музыка! Властные нотки Лариного голоса смешались со Светиной окающей деревенской скороговоркой, с тихими причитаниями Зебе, с радостными восклицаниями Илхома, Гриши и Кольки Прозорова, и звучит эта смесь таджикского с русским настоящей музыкой, единым и звонким, ласкающим слух многоголосьем…

Она улыбнулась, вздохнула сильно, подняла кверху горячие, еще влажные от слез глаза. И вдруг увиделось – на секунду всего, но увиделось же! – вместо шести склонившихся над ней лиц выплыло и улыбнулось ей другое лицо – единое, единственное, большое, обыкновенное, человеческое. И не было на нем никакого особого выражения. Было просто – ЛИЦО.