Ица - Анна Евдо Страница 49

— Ты привёз меня сюда, чтобы оставить?

Сам он всё так же не двигался, но руки снова вели свой собственный диалог, обрисовывая линию талии и поднимаясь к лопаткам.

— Я привёз тебя сюда, чтобы ты побыла без меня и моего давления. А я давлю, я знаю.

— Почему же тогда вернулся?

— Потому что обещал. Потому что нам нужно поговорить. Потому что сам я не хочу тебя отпускать.

— И поздравить с днём рождения?

Егор, наконец, немного расслабился.

— Конечно. День рождения — это самая веская причина, — улыбнулся в её висок. Аня отодвинулась, чтобы видеть его глаза. Они тоже улыбались.

— Он завтра. Ты рано.

— Главное — не поздно.

Егор заправил ей за ухо русую прядку и стёр пыльный развод на щеке.

— Прокатимся?

— По местам твоей боевой славы, — Аня наклонила голову вправо. — Посидим у обрыва?

Он провёл указательным пальцем по открывшейся шее.

— Одно из моих любимых мест. Но туда мы съездим завтра утром. Встретим рассвет. Собирайся.

Аня скрылась за калиткой. Егор распрямился, откинул голову, прикрыл глаза и вдохнул полной грудью.

Они накатались и до одури нацеловались. Дальше поцелуев дело не зашло, пусть Аня и была готова продолжить и в машине, и на машине, и в траве на поляне. Но Егор не проявлял инициативу, хотя она чувствовала его общую возбуждённость.

— Я иногда забываю, что ты юная девочка. Хотя зачастую и гораздо мудрее меня. — Он невесомо обвёл овал её лица, прервав очередной долгий поцелуй. — Ты же никого, кроме меня не знаешь.

Его щёки словно осунулись, и Аня поняла, с каким усилием дались ему последние слова.

— Дурак, — добавила про себя «ещё один» и прижалась к его руке. — Мне не нужен никто другой.

Она поцеловала его сама и прошептала в губы:

— Я соскучилась по твоим урокам.

Егор втянул её губы и выпустил их со звонким причмоком.

— Дай мне ещё чуть-чуть времени подготовиться. Меня твоя чистота и невинность переклинивает и будит внутри какого-то зверя, готового схватить тебя за ту самую холку и утащить в пещеру подальше от всех. Это несколько не нормально.

Они расстались на ночь. Егор заночевал у дальней тётки — седьмая вода на киселе, как говорится, но всё же родня. Аня провалилась в чуткий сон на несколько часов и проснулась сама, когда за окном чернильная темнота покачнулась и разбавилась оттенками голубики. Утро робко намекало на своё приближение. Воздух дрожал, сбрасывал ночную вуаль и ронял прозрачные жемчужины росы, смывая сонливость с зелени и цветов. Она надела спортивные штаны и тёплую толстовку, на цыпочках прошла в сени, перешагнула через скрипучую половицу, сунула ноги в кроссовки и выбежала к ожидающему её Егору.

Он натянул ей на голову капюшон.

— С днём рождения! — Аня протянула к нему сложенные вместе ладони. Он подставил свои и поймал выскользнувший брелок-мотоцикл, чёрный, тонко выделанный, словно с хромированными вставками. — Вторая часть будет вечером, — добавила Аня, прежде чем он пленил её губы.

Обрыв встретил их предрассветной тишиной, на фоне которой даже журчание реки внизу казалось приглушённым. Мрак рассеивался, уступая правление свету, неуловимо распускающему свои лепестки. Вдалеке появилось слабое свечение — набирающее силу преддверие возвращающегося солнца.

Егор расстелил плед на самом краю и сел. Аня устроилась между его ног, откинувшись спиной на грудь Егора. Он соединил руки в замок под её грудью, и они замерли, любуясь пробуждением природы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Отсюда я собираюсь заехать на кладбище к родителям, — голос Егора прозвучал очень тихо. — Я не езжу к ним в день смерти. Всегда на свой день рождения. Они дали мне жизнь и этот день не омрачённый. Я бы хотел, чтобы ты поехала со мной. Можем заехать и к твоей маме.

Аня накрыла его руки своими пальцами и кивнула. Они помолчали, наблюдая за возникшей над землёй золотистой макушкой. Аня с силой несколько раз сглотнула и прижалась к Егору сильнее.

— Ты дал мне время побыть без тебя. Я привыкла, что любое хорошее ко мне отношение строится на жалении. Не той жалкости, когда делают одолжение или снисходят до тебя. А на жалости по-доброму. Марь-Михална меня любит, я уверена, но она прикипела ко мне именно из жалости ещё после похорон мамы. Васька — мой лучший друг. Он никогда не показывал этой жалости ко мне, но она была из-за моего отца, и она есть из-за тебя, злость пополам с жалостью и сожалением. Она не главное чувство ко мне, но создаёт основание. А ты… Ты меня так жалостливо не жалеешь. И тем самым даёшь почувствовать нас равными что ли. Даже десять лет назад ты не просто пожалел меня, соплюху. Ты разъярился на мачеху и заодно на меня, что разрешила такое. Ты не просто дал ей отпор и погладил меня по голове. Ты меня поддержал, впервые позволив поверить в себя. — Аня полуобернулась и посмотрела в отражающие утренний свет глаза Егора. — Я хочу быть с тобой.

— Аня, это ещё одна причина, чтобы ты подумала и всё взвесила.

— Ты думаешь, я продолжаю цепляться за идеальный образ своего защитника из детства? Я тебя сейчас разочарую, — она очень естественно запрокинула голову на его плечо, — но ты не был идеальным. Ты был живым и настоящим. И остаёшься таким. Ты меня ругаешь, споришь. Командуешь мной и проявляешь заботу. Требуешь и не жалеешь, потому что ты такой есть. Без оглядки, что я могу обидеться, если на меня прикрикнуть, или рассыпаться, если зажать меня у стенки.

Егор перепутал их пальцы.

— Я привык брать то, что есть сейчас, потому что завтра всё может измениться или исчезнуть. С тобой я хочу это самое завтра и хочу научиться не хватать всё сразу сейчас. Я могу биться за других, но после некоторых событий и травмы ноги как-то перестал думать о будущем для себя. А с тобой… Я хочу побороться за нас сегодня и завтра.

— Расскажешь о тех событиях? — Аня переключила внимание на их играющие и сплетающие сложный узор руки.

— До армии я полтора года встречался с девушкой. Слёзные бурные проводы. А спустя пару месяцев от неё пришло письмо. Бумажное, в конверте. Написала… — он прочистил горло, — что мы оба свободны. Она не верила в нас. Хотя не то, что в нас. У неё никто ещё не появился на тот момент, даже на горизонте не маячил. Она просто взяла самоотвод. Ждать — это не её. Одно я оценил — это было честно. Она не наставила мне рога за глаза, а потом вдруг решила раскаяться. А так, заранее, сразу, на будущее. Только за год, видимо, никто не подвернулся — я не выяснял. Или не устроил её. И она решила, что вот он я, вернулся. Давай попробуем снова. Не вариант. Совсем. Когда то письмо получил, палец повредил, так в стену бил, выход искал. Как отрезало с тех пор. Ни к кому больше не привязывался. И вдруг ты.