Фантом банановой диеты - Алина Кускова Страница 49

В краеведческом музее провинциального городка Верхнерюпинска готовились к празднику живописи загодя. Такое единственное в своем роде событие взволновало местную интеллигенцию, не привыкшую к разнообразию. Газета в статье с броским заголовком призывала жителей прийти к музею, там же грозились снять два хора народной песни и сплясать воспитанники Верхнерюпинской школы искусств. Даже глава города, обычно не вылезающий из заграничных вояжей, пообещал в этот день торжественно перерезать ленточку.

И вот чудесный день наступил. Работники музея, три милые пожилые дамы, по очереди бегали на улицу, высматривая дорогих гостей. Наконец те прибыли с небольшим опозданием.

Из остановившегося возле обшарпанного музейного крыльца автомобиля выскочил Андрей Туровский, помог выбраться Алле Звонаревой и профессору Ображенскому, все вместе вытащили деда Ивана Терентьевича. Собравшиеся у здания музея на торжественное мероприятие верхнерюпинцы радостно зааплодировали.

– Родные люди, – счастливо повторял Иван Терентьевич, оглядывая толпу, – малая Родина! Все, кто остался в живых!

– Расстрелы давно прекратились, – на всякий случай шепотом напомнил деду профессор.

– Спасибо! Спасибо! Добро пожаловать! – кричал народ.

– А я-то как рад! – признавался Иван Терентьевич, семеня под руку с профессором Ображенским. – А как была бы рада моя Мотечка! Нет, она не была бы рада, моя Матильда…

Гостей торжественно провели в большой светлый зал, где среди лаптей, онучей, прялок и древних деревянных корыт гордо висела картина великого художника «Майский полдень под Москвою», переливающиеся красками поля, реки и склонившаяся к самой воде плакучая ива.

– Красотища, – восхищенно произнесла Алла, остановившись возле картины. – Вот это я понимаю, а то Восток, Восток. А что Восток? Разве что дело тонкое, но где тонко, там и рвется.

– Я подарил Родину малой Родине, – прослезился Иван Терентьевич.

– Мы подарили, дед, – поправил профессор. – Конечно, если бы ты не уперся…

– Она сюда совершенно не вписывается!

Алла обернулась и обомлела. Картину разглядывала Ирина Аркадьевна.

– Ее отсюда сопрут, как пить дать, сопрут!

С другой стороны картиной «любовались» супруги Воронцовы.

– Как вы сюда попали? – мрачно поинтересовался Туровский.

– Это музей, дорогой вы наш, – нагло заявила Анастасия, – общественное заведение. Открыто для всех!

– Картину, между прочим, охраняют, – заметила Алла.

Воронцовы захихикали и ушли дальше.

Ирина гордо прошествовала мимо бывшего мужа к высокому, подтянутому блондину модельной внешности, играющему ключами от автомобиля и нисколько не интересующемуся происходящим.

– Мне кажется, – раздался тихий голос Маши Сурковой, – охранник музея очень похож на Настю Караулову!

Алла повернулась и увидела прогуливающихся рядом с ней студента Горюнова и Машу.

– Добрый день, профессор! – поздоровалась Суркова. – Вы еще не надумали звать меня обратно? Нет? Ладно, я подожду. Но вы можете опоздать. Константин после блестящего окончания вуза устраивается на работу в престижную фирму по выпуску диетического питания, мы женимся.

– Подарил картину музею? – Алла уже не верила собственным глазам. Мимо нее по залу прогуливались Воеводин с Изольдой. – Какое благородство! А по его виду не скажешь. Говорят, он сделал это в память о жене. Какой душка! Я так рада, суслик, что ты меня сюда привез.

– Дорогие мои сограждане, – начала работница музея торжественную часть, – сегодня мы собрались ради этого замечательного человека…

Алла могла бы отнести эти восторженные слова к себе, ведь именно она явилась катализатором цепной реакции, результатом которой стал подарок картины музею. Но не стала. Пусть в лучах славы купается Иван Терентьевич, он в этом деле пострадал больше всех. Алла Звонарева счастлива тем, что имеет. У нее теперь есть Туровский. С любовью и навсегда. Правда, вряд ли он об этом догадывается.

Но она твердо знает: еще пара-другая приключений, в которых Алла примет непосредственное участие, и Андрей поймет, что без нее как без рук. Нет, он поймет, что без нее, нежной, чуткой, доброй, белой и пушистой, как без сердца.

Правы люди: чтобы сохранить ангельский характер, нужно иметь дьявольское терпение!