Всё изменится завтра - Мария Высоцкая Страница 48

Вера присела на стул. В квартире царила тишина. Так тихо здесь ещё не было. Они молча пили кофе, смотря в никуда

— Так нельзя, нам нужно поговорить…

— К чему этот разговор Вера? Тебе скучно? Ты так развлекаешься?

— Нет, нет…,- коснулась его запястья, — Артем, — опустила глаза, — я понимаю, что для тебя это пустяк, что все это ничего не значит…и, наверное, не стоит, — замолчала, пытаясь сдержать слезы.

Старков с шумом поднялся, беря со стола пачку сигарет. Открыл окно, облокачиваясь бедром о подоконник. Закурил. Кухня наполнилась сигаретным дымом вперемешку с прохладой.

— По-твоему, — затянулся, сощуривая глаза, — я тупо хотел тебя тр*хнуть? — Вера молчала, — интересно, — стряхнул пепел, шире открывая окно. Его бесила эта тишина, это идиотское молчание, которое он воспринимал совершенно по-иному, нежели Вера, — только ты, дорогая моя, забываешь одну важную деталь, ты сама все это затеяла, причем уже давно! Я к тебе в койку не прыгал, — рыкнул, почти убивая ее взглядом, — а ты сделала бы это гораздо раньше, если бы я тебя не останавливал.

Вера, почти упавшая духом, сжала кулаки. Его слова, поведение, наотмашь били по нервам, злили…

— Конечно, — выплюнула зло, — ты же до меня снизошел. Слишком пафосно, Артем. Пафосно и мерзко!

— Мерзко? — заорал, что, кажется, стеклянная посуда, стоявшая на полочке, заходила ходуном, — а скулить, просить моей помощи тебе не мерзко? Валяться обдолбанной в клубе, нормально тебе? Мерзко ей, — фыркнул уже тише, — или может быть не мерзко, когда тебя силой, так же лучше, интересней, какой адреналин, — злобный, громкий хохот прокатился по маленькой кухне. Воздух наэлектризовался до предела.

— Ну, тебе-то уж об этом все известно, о том, как берут силой, издеваются…

— Я тебя хоть раз пальцем тронул? — приподнял бровь, хватая ее за плечи, заставляя встать, — расскажи-ка мне, — прижал к стене, — давай, я по глазам вижу — тебе есть, что мне сказать.

— Мне есть, правда, есть, но ты не поймешь.

— Серьезно? Ну что ты, давай, поделись болью!

Что-то оборвалось. Стало пусто и совершенно не страшно. Словно перед ней открыли вечно закрытие двери. Двери, за которыми было светло и совершенно безопасно, это понимание вскружило голову, и ее понесло.

— Потому что ты бесчувственный, ты к людям как к мусору относишься, тебе на все плевать. Ты думаешь, я не понимаю, почему ты мне помог? Тебе это было выгодно! Ты всегда делаешь только то, что тебе выгодно. И не надо строить из себя благодетеля. Роль великовата! — орала, что у самой закладывало уши. Горло начало саднить. Но это все не мешало смотреть ему в глаза, не отводя взгляд, — Вы все…все вокруг, считаете, что я дура, что я верю каждому сказанному вами слову, что, как больная, бегу кого-то спасать…а хоть раз, хоть раз кто-то подумал, что чувствую я? Почему я это делаю? Нет, потому что вы все одинаковые, все сделаны из одного теста! Вам плевать на всех, кроме себя…

Артем до боли сжал ее плечо, но почти сразу ослабил хватку. Ехидно улыбнулся.

— Вот оно что…только ты, моя дорогая, ты не лучше, лицемерка х*ева! Добродетельная она, твое сердоболие работает ровно до того момента, пока кто-то не скажет тебе слово против, и вот тогда… Тогда все твои благие поступки оказываются кстати! Бегаешь, орешь, какая ты хорошая. Не похожая на других. Для тебя, так же как и для меня, все мусор. Между нами только одна разница, я это не скрываю, а ты прячешь свое лицо до тех пор, пока тебе не прижмут хвост, чтобы потом попрекнуть или полить грязью.

— И это говоришь мне ты, — улыбнулась, слова пропитались желчью. Артем отпрянул, вновь наступила тишина. Вера уже поубавила пыл, и батарейки медленно садились, эти всепозволяющие двери медленно закрывались, а когда хлопнули, и повесели на себя замок, Артем вновь заговорил.

— Ты ядовитая какая-то… ядовитая, — почти шепотом, — Правильная Вера! А вокруг мерзкий, не правильный мир. Тошно на тебя смотреть, — поморщился, медленно уходя из кухни.

Кораблева закрыла лицо руками, сползая по стене. Только не реветь…не реветь…

Она догнала его у дверей. Схватила за руку, но он моментально высвободился из захвата, да так, что она чуть не отлетела в сторону.

— Прости, — качала головой, — прости, я не знаю, что на меня нашло. Я не понимаю, — в глазах встали слезы. Было дико стыдно. Она никогда так себя не вела, никогда так не думала… Что с ней происходит? Черт подери, что с ней произошло?!

— Не уходи, Артем, — вжимаясь в стену, — ты мне нужен. Очень нужен…

Эти слова, словно камень, летящий в окно, разбивает все к чертовой матери, рушит на мелкие осколки.

Старков притягивает ее к себе, накрывая губы поцелуем. Он жаркий, пленяющий. Целует, забывая себя, растворяясь в ней. Потому что без нее, кажется, уже невозможно. Без нее темно. А ему до оскомины осточертела эта темнота. Крепко прижимает ее к себе, не прекращая поцелуй. Они словно сумасшедшие, пленники…

Каждое движение, вздох раздражают разгоряченную кожу. В глазах читается только желание. Дикая страсть. Они так нужны друг другу, как никогда.

Вещи летят в стороны, создавая хаос. Но им плевать. Есть только он и она. Их страсть, притяжение… зависимость. Они до предела зависимы друг от друга.

Поцелуи, укусы. Боль, граничащая с экстазом. Все сливается воедино, они растворяются друг в друге. Чувствуют друг друга, и им хорошо. Вот так, вместе, вдвоем. Несмотря ни на что.

Старков падает на кровать, утягивая Веру за собой, продолжает сжимать в объятиях. Вера вздрагивает, когда он в одно движение рвет ее майку, с жадностью целуя грудь. Живот. Его дыхание опаляет, становиться горячо.

Артем стаскивает с нее шорты, наваливаясь сверху.

— Расслабься, — на ухо, целуя в висок, — слышишь, — надевает презерватив, входит в нее, прижимая к матрацу. Ещё один толчок, глубже, до основания. Выдыхает рык, упираясь кулаком в матрац.

Тихий стон, ее пальцы, с дикой силой впивающиеся ноготками в одеяло.

— Больно, Артём, — шепотом.

— Тихо, моя хорошая. Сейчас будет хорошо.

Перекатывается вместе с ней на бок, пальцы касаются ее плоти, дразняще поглаживают уже набухший клитор, слегка надавливая. Круговые, заставляющие теряться в пространстве, движения с легким нажимом. Непрекращающиеся толчки… увеличенный темп.

— Моя Вера, — шепчет ей на ухо, продолжая эту сладостную пытку.

Она тонет в этих ощущениях, чувствует эту тонкую грань, подступающей разрядки. Мышцы сжимаются, а после, словно атомный взрыв. Такой яркий, неповторимый…

Артем улыбается, чувствует, как ей хорошо, убирает руку, крепче прижимая ее к себе. Переворачивает на живот, ладонь сжимает грудь, медленно притягивая к себе ее тело. Его движения плавные, почти испытывающие. Словно он испытывает сам себя, ведь она все еще такая узкая, и только его. Нереальное наслаждение…