Изысканная свадьба - Патриция Уоддел Страница 48

Джонатан начал раздражаться. За короткое время их брака ему удавалось приковать ее внимание к себе и заставить забыть о женском движении за свои права. Эта газетная заметка разожгла в ней прежний огонь. И Джонатану это не понравилось.

Реджина поднялась с дивана и подошла к окну с видом на Тридцать четвертую улицу. Она почти никого не знала в этом городе, но переписывалась с некоторыми сторонницами суфражизма. Не написать ли записку одной из подруг, подумала она, когда Джонатан тоже подошел к окну. Стоило ему взглянуть на Реджину, чтобы настроение его окончательно испортилось.

– Какие бы планы ты сейчас ни строила в своей хорошенькой головке, забудь о них, – сухо сказал он. – У нас медовый месяц. Никаких писем протеста в суд, никаких статей в газеты, никаких маршей протеста.

Джонатан не произнес слова «запрещаю», но Реджина услышала его очень четко. Ее задело, что, несмотря на все его слова и поступки, она не стала более свободной, чем была в Мерриам-Фоллс. Понимая всю бесполезность спора с мужем на эту тему, Реджина покинула библиотеку под тем предлогом, что хотела бы перед ужином принять ванну.

Джонатан не удерживал ее. Когда дверь за ней захлопнулась, он еще больше нахмурился.

Поднявшись наверх, Реджина принялась мерить шагами спальню. Злость ее росла с каждым шагом. Не будь она замужем, знала бы, что ей сейчас делать. Но к несчастью, она замужем. И если во время медового месяца вздумает участвовать в каких-либо акциях сторонниц женского движения за право голоса, добром это не кончится.

Джонатан тоже был в ярости. Он прошел в холл перед комнатами, которые делил с женой, и заглянул в одну из них, ожидая увидеть Реджину в ванне. Но жена стояла у кровати в красном шелковом халате и расчесывала волосы.

– Джонатан! Ради всего святого, что ты делаешь? – воскликнула Реджина, когда он схватил ее за руку и потащил из комнаты. – Я не одета.

– Ты в полном порядке, – сказал он, продолжая подниматься по лестнице, ведущей на третий этаж.

Реджина попыталась вырваться из крепких рук мужа.

– Куда мы идем?

– Я хочу тебе кое-что показать, – сказал Джонатан, продолжая тащить ее за собой.

– Что?

– Чердак, – сказал он.

Когда Джонатан открыл дверь в конце узкой лестницы, Реджина глазам своим не поверила. Вместо паутины и пыльных сундуков она увидела мастерскую художника.

Джонатан отпустил ее руку.

Она с опаской вошла в квадратную комнату под самой крышей дома на Манхэттене. Босые ноги ощущали прохладный деревянный пол. В комнате стояли мольберты с натянутым чистым холстом, на старинном массивном столе – небольшие вазы с кистями. На спинке черного лакированного кресла – блуза. У стола – небольшой стул. Был здесь и обтянутый золотистым бархатом диван из темного дерева, и камин. Перед камином на мраморной подставке аккуратно уложены поленья. В комнате пахло олифой и масляными красками.

Реджине показалось, будто она попала в другой мир. Гнев утихал по мере того, как она шла вдоль стен, разглядывая прислоненные к ним картины. Каждая картина была шедевром по колориту и форме. Она узнала Копенгаген, хотя никогда не была там, его занесенные снегом дома, глядящие на Балтийское море. Любимый город Джонатана, его не перепутаешь ни с каким другим.

У Реджины не было ни малейшего сомнения – перед ней работы ее мужа. Здесь были акварели: яркие, жизнерадостные, очень живые и другие, более темные рисунки, изображавшие людей, работающих в поле или на заводе. На одном из небольших полотен она увидела мужчину, сидящего на садовой скамейке. Картина была полна теней и смутных образов, без четких деталей. От картины веяло таким одиночеством, что сердце сжималось. В глазах Реджины блеснули слезы. Потом она увидела полотно, где был изображен пароход, заходящий в док Нью-Йорка. И вспомнила картину, висящую в спальне мужа. Он никогда не называл ей фамилии художника.

Повернувшись к нему, она не могла найти слов.

– Я хочу написать тебя, – неожиданно сказал Джонатан.

– Меня?

– Да, тебя.

Джонатан снял жилет, засучил рукава и потянулся за рабочей блузой.

– Но я не одета, – запротестовала Реджина, туже стянув поясок своего рубиново-красного халата.

– Твоя одежда меня вообще не интересует, – сказал Джонатан. – Я хочу написать тебя в обнаженном виде.

Реджина, онемев от изумления, уставилась на него.

– Ты очень красива, – заявил муж, стоя прямо перед ней. – У тебя красивое тело и прекрасные волосы. – Он взял в руку пышную прядь ее волос и пропустил сквозь пальцы. – Позволь мне написать тебя нагую, с распущенными волосами.

Ответ вертелся на кончике языка, но Реджина не могла произнести ни слова. Было бы ошибкой ответить отказом теперь, когда Джонатан раскрыл ей свою тайну. Реджина колебалась не потому, что стеснялась оказаться обнаженной перед ним. Она уже привыкла к интимным сторонам замужней жизни. Дело было в другом. Она снова посмотрела на готовые картины.

– Не волнуйся, – успокоил ее Джонатан, неправильно истолковавший ее нерешительность. – Эту картину я сохраню для себя.

Услышав эти слова, Реджина поняла, что не сможет отказать мужу. За время их знакомства Джонатан всегда просил ее лишь об одном: чтобы она верила ему. Достаточно ли она ему доверяет, чтобы позволить запечатлеть ее образ на холсте?

– Я никогда не позировала, – смущенно произнесла она.

– Это очень просто. И скучно, – добавил он, подмигнув. – Тебе нужно только неподвижно стоять. Всю остальную работу сделаю я.

– Как? Где? – У Реджины перехватило дыхание. Джонатан задумчиво оглядел комнату.

– Ты будешь стоять у окна, – сказал он наконец. – Мне нравится игра солнечного света в твоих волосах.

Тревога Реджины возросла, когда Джонатан развел огонь в камине, чтобы прогреть комнату, и обернулся к жене.

– Сними халат, – прошептал он. Реджина взялась за поясок и замерла.

– Стесняешься? – Джонатан вышел на середину комнаты. – Я же видел тебя голой. И спишь ты без одежды.

– Перестань меня дразнить, – одернула его Реджина. – Это разные вещи. Ты сам понимаешь.

Не ответив ей, Джонатан развязал поясок ее халата и с улыбкой запустил под него руку. Халат медленно соскользнул с ее плеч и упал на пол. Джонатан долго разглядывал жену, потом взял ее за руку и подвел к окну, выходившему в парк.

– Смотри на что-нибудь интересное для тебя, – посоветовал он, откинув ее волосы за спину, чтобы они не закрывали грудь. – Вот так, я думаю, будет хорошо.

Посмотрев на нее в разных ракурсах, он решил писать Реджину в профиль. И вскоре углубился в работу.

– Расскажи что-нибудь, – попросила Реджина. – А то я глупо себя чувствую, когда вот так стою.