Наследница по кривой - Тьерни Макклеллан Страница 48

Наверное, глаза у меня были с блюдца, потому что Тиффани подалась вперед и похлопала меня по руке.

— Эй, Скайлер, не берите в голову! Я никому не скажу. Буду сидеть тихо.

И оглушительно чавкнула. Похоже, Тиффани совсем не умела сидеть тихо.

— Знаете, чтобы доказать вам, что я правильно все понимаю, я отдам вам эту записку. Можете ее уничтожить, о'кей? — Она подбодрила меня широченной улыбкой. — Хочу, чтоб вы с Матиасом знали: я на вашей стороне. Честно, я умею держать язык за зубами.

Этого только не хватало. Доверить Тиффани тайну — все равно что поделиться информацией с бульварной газетой.

— Тиффани, повторяю. — На этот раз я говорила еще медленнее, чтобы у девочки не осталось никаких сомнений относительно моих слов, и чувствовала, как шея вновь покрывается красными пятнами. — И хочу, чтобы, ты меня выслушала. Это важно. СЛУШАЙ. Я не знала твоего папу. Совсем. Никогда. Точка. Абзац. А твоего брата я впервые увидела в понедельник в конторе Эдисона Гласснера. Это правда. ТЫ ПОНЯЛА?

Вместо ответа Тиффани выдула пузырь и ткнула в меня пальцем:

— А чего это вы такая красная, а?

Держите меня. Еще немного, и я присоединюсь к мнению моих знакомых средних лет, утверждающих, что подростков нужно держать взаперти, пока им не исполнится тридцать.

— У меня аллергия на ложные обвинения, понятно тебе?! — Теперь мой голос звучал громко и неприветливо.

Тиффани часто заморгала. Она вдруг стала похожа на маленькую девочку, которую отчитывают взрослые. На глазах у нее выступили слезы.

— Рехнуться можно, — произнесла она, надувшись. — Я всего-то хотела помочь, а вы набрасываетесь на меня!

— Тиффани, ты не права насчет Матиаса и…

— Права! Это были вы и Матиас, я знаю! Взрослые думают, что я маленькая дурочка, но они ошибаются! Я знаю, что папа грозился уничтожить школу искусств, а Матиас в ответ орал как резаный!

Я откинулась на подушки, не отрывая глаз от Тиффани. У меня вдруг появилось сильное желание заткнуть ей рот. Но разве можно заставить замолчать девчонку, которая утверждает, что умеет держать язык за зубами? Слова лились из нее, как вода из фонтана.

— Я слышала, как они ругались в то утро, когда папа умер. Матиас был в папином кабинете и кричал на него!

Если я правильно поняла, кричал не только Матиас.

— Папа просто взбесился. Он сказал Матиасу, что в сорок лет пора прекратить играть в бирюльки и надо заняться делом!

Отец потребовал от Матиаса, чтобы он вошел в семейный бизнес, иначе… Под «иначе» подразумевалось, что Кросс, используя свое огромное влияние, лишит школу искусств частного финансирования.

Я была вся внимание, и Тиффани знала об этом. Она принялась растягивать слова, даже жевать стала медленнее.

— А когда услыхала, как папа грозит прикрыть школу, я подкралась поближе к его берлоге и приложила ухо к двери. — Тиффани умолкла, лениво поигрывая серой лапой на ожерелье.

Мне бы ее расслабленность! Сцепив руки, я изо всех сил старалась удержаться и не подхлестнуть девчонку хорошим шлепком.

— И о чем они говорили потом?

Оставив лапу в покое, Тиффани вынула изо рта жвачку, внимательно осмотрела непривлекательный комок и снова сунула в рот, явно наслаждаясь моим вниманием.

— Ну-у, — наконец ответила она, — я слышала, как Матиас сказал папе, что школа искусств существует почти целиком на частные пожертвования и что если папа сделает то, что обещает, школа перестанет существовать.

Тиффани сделала паузу и посмотрела на меня:

— Угадайте с трех раз, что ответил папа?

На этот раз мне захотелось не просто ее шлепнуть, но и придушить.

— Что, Тиффани? — осведомилась я ровным тоном.

Она ухмыльнулась во весь рот и громко чмокнула жвачкой.

— Папа послал его ко всем чертям.

У меня запершило в горле. Не накаркал ли Кросс беды?

Неудивительно, что, по словам Тиффани, Матиас принялся кричать еще громче.

— Да уж! Больше не надо было торчать у двери. Наверное, и во дворе было слышно, как орал Матиас!

Мне пришлось откашляться, прежде чем я смогла задать следующий вопрос:

— И что же именно Матиас орал?

Тиффани снова ухмыльнулась.

— Он сказал: "Убил бы тебя!" — Девочка произнесла эти слова тем же бесцветным тоном, каким дети в школе рассказывают заданное на дом стихотворение. — Вот что он сказал.

Я не сумела скрыть своего огорчения. Видимо, такого эффекта Тиффани и добивалась, потому что ее ухмылка стала еще шире.

— "Убил бы тебя!" — повторила она. — Собственными ушами слышала.

Несколько секунд я была не в состоянии произнести ни слова. Ладно, согласна, ситуация выглядит не очень симпатично. Но даже если ссора между Матиасом и отцом и привела к взаимным угрозам, тем не менее, возможно, это не более чем обычная семейная размолвка.

Хотя я не могла припомнить, чтобы хоть раз в жизни угрожала своим родителям убийством. Даже когда была подростком и думала, что ненавижу их.

Не следовало также забывать, что единственным источником информации являлась Тиффани. Похоже, у этой малышки впереди блестящая карьера: сообщать прискорбные новости родственникам погибших в авиакатастрофе. Я хорошенько вгляделась в лицо девочки. А не выдумала ли она все от начала до конца?

Матиас ни словом не упомянул о ссоре. Разумеется, кому охота рассказывать о семейных дрязгах. Да и в каких выражениях Матиас поведал бы мне об этом? "Кстати, Скайлер, совсем забыл! Я вроде как угрожал отцу убийством в то самое утро, когда его застрелили. Давно хотел тебе сказать, да все как-то недосуг".

И все же.

Разве не почудилось мне, когда мы ехали к Джарвису, что Матиас чего-то недоговаривает? Возможно, именно эту часть он и опустил?

— Ладно, твой брат рассердился на отца, но это не значит, что он его убил. Это также не означает, что я имею к убийству какое-то отношение. Я не была подружкой твоего отца. НИКОГДА.

Тиффани прищурилась и на мгновение стала похожа на свою мать.

— Были! Все об этом знают. — Она порывисто развернулась. — Не понимаю, почему вы все время врете, Скайлер! Я же обещала, что никому не скажу.

Что касается меня, я бы не стала вверять свою безопасность Тиффани. Не надо обладать богатым воображением, чтобы представить, что случится со мной, — не говоря уж о Матиасе, — если Тиффани вздумает поделиться своими остроумными догадками со всем городом.

Картина представилась столь ярко, что последующие десять минут я, не жалея сил, убеждала Тиффани в том, что записка из машины отца и разные слова, которыми меня называет ее мать (отмечу: «лютика» среди этих слов не было), еще не означают, что мы с Матиасом виновны в убийстве. Однако очень скоро я сообразила, что трачу силы попусту: Тиффани была тверда как скала. Ничто — даже правда — не могло заставить ее отказаться от своих гениальных идей.