Тайная алхимия - Эмма Дарвин Страница 48

— Как Гарет? — спрашивает Марк. — Я знаю, глупо говорить: «Он постарел».

— В общем и целом он в порядке. Хотя и постарел, как ты сказал. Но продажа всего Чантри… Он храбрится, но знает, что выбора нет.

— Да. — Марк ничего больше не говорит, он молча сворачивает на Эйвери-Хилл-роуд.

— Когда ты возвращаешься в Австралию?

— Во вторник. Я смогла выкроить только неделю, чтобы уладить тут все дела — с домом и остальным. Но теперь появились дела, связанные с Чантри, поэтому все слегка усложнилось. Лайонел надеется, что сможет проделать всю бумажную работу вовремя, чтобы я успела подписать документы до отъезда.

— Ты продаешь дом на Нарроу-стрит?

Он прибавляет скорость, направляясь по обходному пути к Элтхэму и Блэкхиту.

— Да… Как ты?

— Время от времени до меня доходят вести о семье.

— И ты…

И вот он приходит — гнев, но теперь он слабее, чем когда я воображала Марка одного, работающего за гроши, без дома, куда он мог бы пойти.

— Ты не думал связаться с нами раньше?

— Я… не думал, что меня радушно примут. Но теперь… Я должен был вернуться, прежде чем дом продадут.

— Не могу до конца представить, что все это будет продано и превратится в маленькие многоквартирные домишки, или что они там собираются сделать из Чантри. Чантри… Он всегда был здесь… — невольно вырывается у меня. — Может быть, это эгоистично с моей стороны. Я не предпринимала попыток, чтобы все здесь шло, как раньше. На самом деле здесь больше ничего не имеет ко мне отношения. Сейчас.

— Кроме того, что ты отсюда родом, — произносит он, и это застает меня врасплох. Сказать такое — настолько не в духе Марка. — Значит, все это имеет к тебе отношение.

— И к тебе тоже, — вырывается у меня прежде, чем я осознаю, что говорю. — Ты тоже часть всего этого.

— Я так думал. Во всяком случае, некоторое время.

— Нет, всегда. Марк, ты не знаешь… Ты понятия не имеешь… как часто после того, как ты ушел… каждый день что-то не могло без тебя обойтись. — Голос болезненно срывается, застревая у меня в глотке. — В мастерской, в доме ты мог заставить работать все, что угодно, а никто другой не мог. Каждый день. Только тебя там больше не было.

Теперь я плачу в голос, громко и сердито, будто не в силах сдержать все, что накапливалось во мне с тех пор, как появился Марк.

— Тебя там не было, и становилось все трудней и трудней, денег не было, помощи не было… Гарет остался один, Иззи переехала, и… и тебя там не было… Тебя там не было…

— Я знаю, что не было, — говорит Марк.

Я протягиваю руку, чтобы найти в сумке носовой платок, и тут машина внезапно делает крутой поворот через улицу и направо.

— Куда мы?

— Увидишь, — говорит он.

И я вижу — огромные деревья над нами вдоль Коурт-роуд, а потом треск поросшего травой гравия под покрышками, когда мы сворачиваем к подступам к Тилт-ярду, и дворец Элтхэм — Великий зал Эдуарда IV — появляется по другую сторону рва.

— Я подумал, что тебе нужно где-то успокоиться.

— А мы сможем войти? Его же сейчас реставрируют.

— Да, но я знаю администратора, — отвечает Марк. — Давай посмотрим, сумеем ли мы уговорить его впустить нас.

Все здание в строительных лесах и окутано брезентом. Великий зал и пристроенный к нему загородный дом в стиле ар-деко видны только в проемах между тканью и лесами, каменный изгиб там и полоса кирпича тут.

Газоны неровно подстрижены, кусты бесформенные и развесистые.

Вокруг меня как будто опять начинает клубиться туман, и я не могу ничего распознать. В другой день мне было бы любопытно заглянуть внутрь, принять предложение друга Марка — администратора Чарли показать нам, как идет реставрация. Сегодня же меня так трясет, что я в состоянии только добраться до дальнего конца участка.

Мы среди высоких деревьев, трава под ногами вязкая и неухоженная, к ней цепляются последние листья этого года. Земляной бугорок кажется хорошим пристанищем, откуда можно смотреть на северо-запад, в сторону Гринвича и Темзы.

— Прости, — наконец говорит Марк. — Я не хотел тебя расстраивать.

— Ничего. Меня все расстраивает с тех пор, как умер Адам. Ты ни в чем не виноват.

— Как долго вы были женаты?

— Пятнадцать лет.

— У вас не… нет детей?

— Нет, — отвечаю я, зная, что для Марка этого достаточно. Но мне хочется объяснить: — Было еще не поздно их завести, но не получилось, и ни одна из альтернатив не подошла. Это неважно — однажды решили мы. Мы были счастливы и так.

Марк молча кивает и, к моему облегчению, не спрашивает о том, как я жила до Адама.

— А ты? Я имею в виду, у тебя есть дети? — спрашиваю я.

— Нет. Если не считать падчерицы Морган. Ей было семь. Она никогда не знала отца, и Джейн раньше никогда ни с кем не жила. Морган все еще живет в Йоркшире.

Я думаю об Энтони Вудвилле и маленьком принце Эдуарде на далеких зеленых холмах Валлийской марки. Энтони, должно быть, был для Эдуарда в большей степени отцом, чем настоящий отец принца.

— Значит, ты вырастил ее как отец?

— Полагаю, так и есть, — улыбается Марк. — Она уже училась в колледже, когда мы с Джейн разошлись.

Я киваю. Кажется, мне больше нечего сказать, но это удобное молчание сейчас хорошо само по себе. Когда в конце концов Марк подает голос, он как будто будит меня.

— А что насчет тебя? Что ты думаешь о продаже Чантри?

Почему-то это кажется еще одной нехарактерной для Марка репликой.

— Я? Право, не знаю… Думаю, меня это больше печалит. Это часть моего прошлого. И я беспокоюсь о дяде Гарете. Но Чантри — не мое настоящее.

— Ты бы не переехала обратно в Англию?

— Нет. Люди спрашивали меня об этом, когда умер Адам. Но вся моя жизнь в Австралии. Я там преподаю и занимаюсь научными исследованиями, и наши друзья там… Я возвращалась каждые несколько лет, чтобы всех здесь повидать. И есть ведь телефон. И электронная почта тоже, чтобы переписываться с моими друзьями-учеными. Адам сказал… Когда заболел… Он сказал, что я должна делать то, что хочу… — Голос мой замирает. Спустя мгновение ладонь Марка накрывает мою руку и держит ее, и я могу продолжать. — Но я всегда знала, что останусь в Сиднее.

Когда я благополучно выговариваю это, он убирает руку и как будто обдумывает все, что я сказала. Потом Марк спрашивает:

— И никто не думал о том, чтобы спасти Чантри?

— Что ты имеешь в виду?

— Никто не попытался его спасти? Найти средства для его восстановления?

— Ну, Лайонел спрашивал «Национальный трест», как ты уже знаешь, но на то, чтобы материально обеспечить Чантри, денег нет. И ни у кого из нас нет подобных денег, думаю, даже у Лайонела. Поэтому нам с этим не справиться.