Муза художника - Паула Вин Смит Страница 48

На приемах она то и дело бросает взгляды по комнате, держа в поле зрения всех и каждого, громко хохочет, щеголяет какой-нибудь принесенной с собой вещью, или своим туалетом, или даже собственным ребенком. Но сегодня днем, в одиночестве на скамейке в парке, Маргарет, кажется, ушла в себя. Она не смотрит на неспокойную воду озера, лежащего перед ней. Она не привлекает внимания здешних, которые шагают мимо с набитыми продуктовыми сумками или школьными рюкзаками. Из-под ее воротника больше не торчит яркий шарф. Она просто сидит на скамейке, положив пакет рядом с собой и сцепив руки на дамской сумочке, которая покоится у нее на коленях. Ее фигура так абсолютно неподвижна и при этом так напряженно насторожена, что Йону на ум приходит образ охотника в засидке на уток.

На деле же это он притаился в тени за киоском. Никто не смотрит в его сторону. Йон надеется, что прохожие будут благоразумно держаться от иностранца на почтительном расстоянии. Впереди за прилавком государственные служащие продают зернистое мороженое одного-единственного вида с неподдающимся определению вкусом своим согражданам, пришедшим в этот теплый осенний день в парк культуры и отдыха Херэстрэу.

Какой-то мужчина усаживается с другого конца скамейки, на которой сидит Маргарет. Внимательно присматривающийся Йон при виде этого человека резко настораживается. Похожий на рядового гражданина — худой, поистрепавшийся, — он как-то уж слишком нарочито разворачивает тонкую ежедневную газету и приступает к чтению. Это субъект от сорока до пятидесяти лет, с наружностью рабочего. Сразу вызывает подозрение то, что он начал читать первые страницы, которые обычно заполнены официальными статьями, восхваляющими достоинства четы Чаушеску. Обычно румыны сразу переходят к последним страницам, посвященным спорту и развлечениям. Вдруг мужчина приподнимается и передвигается на середину скамьи, поближе к Маргарет.

Йон не считает возможным рассматривать этого человека в качестве кандидата на роль ее любовника. По крайней мере большая часть его разума отвергает подобную вероятность. Но посла волнует, может ли этот тип представлять для нее угрозу. Маргарет, кажется, совершенно не подозревает о присутствии мужчины. Она смотрит вниз на дорожку, словно раздумывая, не прогуляться ли ей вокруг озера. Когда мужчина почти незаметно снова придвигается поближе, Йон больше не может ждать. Ему кажется, будет лучше подойти к скамейке и снять напряжение этой сцены. Он скажет, что закончил свою прогулку и собирается возвращаться в посольство, а потом непринужденно добавит, мол, надо же было такому случиться, что в конце их дорожки пересеклись так же, как и вначале. Направляясь к Маргарет, Йон репетирует про себя заготовленные фразы, собираясь приветствовать ее с большей сердечностью, чем когда они встретились у входа. Он полон решимости нарушить эту зловещую тишину.

Далее происходит следующее. Едва заметив приближение Йона, мужчина вскакивает со скамейки и с ужасом озирается по сторонам — широко раскрытые глаза, болезненно-бледное лицо, — после чего, спотыкаясь, со всех ног бежит по боковой дорожке в гущу деревьев. В разгар этой суматохи Йон, который чувствует себя так, будто спугнул дичь, понимает, что Маргарет не собирается отвечать на его нежное приветствие. Она разворачивается к нему, кипя от ярости. Раньше Йон никогда не видел, чтобы Маргарет злилась, и считал ее на это неспособной, но, вероятно, ошибался.

— Сядьте. Сейчас же.

Она умудряется излучать раскаленный добела гнев, еле шевеля губами, и все время роется в сумочке, словно ищет сигарету или помаду. Йон вяло опускается на скамейку, понурив голову, становясь меньше и неприметнее, потому что этого хочет Маргарет.

— Вы даже не представляете, что наделали. Я же просила вас держаться подальше!

Он переводит взгляд на выпуклый и сморщенный полиэтиленовый пакет, который их разделяет. От нее не ускользает движение его глаз.

— Да пожалуйста! — шепчет она. — Можете заглянуть!

Одной рукой Йон отодвигает край пакета и всматривается в содержимое: аспирин Байера, упаковка презервативов, большой контейнер сухого молока, антацидный препарат, три пачки шпилек, бутылочка со средством от бородавок и две религиозные брошюры. Предметы, никого бы не удивившие в других частях мира, но контрабанда в Социалистической Республике Румыния. Ему нужно задать вопрос.

— Это… это Логан послал вас сюда?

Когда Маргарет поднимает на него взгляд, ее прекрасные глаза широко открыты.

— Он ничего не знает. Не вздумайте ему сказать!

— Да, конечно. Ни в коем случае, — успокаивает ее Йон, чувствуя себя удостоенным великой чести узнать о Маргарет нечто такое, о чем не осведомлен даже Логан. — Но это опасно, — медленно продолжает он. — Вы не обладаете дипломатической неприкосновенностью. Если вас поймают, могут быть серьезные неприятности.

— Не такие серьезные, как у них! — парирует она, и ее тихий голос почти срывается.

Конечно, Йон знает, что она права. Написанная на лице румына паника была сильнее любого страха, который мог испытать иностранец, сидящий на скамейке в этом городском парке.

— Мне жаль, что я подверг риску вашего друга, — говорит он.

При слове «друг» Маргарет решительно трясет головой и издает небольшой сдавленный всхлип, опровергая тем самым его понимание произошедшего. Йону очень хочется ее обнять. Вместо этого он с глубокой обеспокоенностью продолжает:

— Но вы не должны заниматься подобными вещами. У вас есть все причины избегать… этого вида деятельности. Для вашей же безопасности. Я прошу вас.

Она поднимается, застегивает куртку и вешает сумочку через плечо. Голосом, который так тих, что почти сливается с шумовым фоном парка, Маргарет произносит:

— Человек с дипломатическим иммунитетом мог бы сделать гораздо больше.

После ее ухода Йон остается сидеть на скамейке. Он понятия не имеет, как долго водитель уже ждет его снаружи парка. Ему кажется неразумным оставлять здесь пакет Маргарет, который по-прежнему лежит рядом. Если его обнаружат и сообщат властям, это может вызвать вопросы и подозрения. Йон не придумывает ничего лучше, чем сунуть пакет со всем его жалким содержимым недоуменному водителю и, забираясь на заднее сиденье, пробормотать, что кому-нибудь в семье мужчины, как он надеется, пригодятся эти импортные товары.

И вот на заднем сиденье машины, везущей его назад в посольство, Йон закрывает глаза и возвращается мыслями в Копенгаген. Ему девять лет, и он ежится в ожидании порки от отца. Но на поступок, за который его теперь наказывают, Йона подбил дедушка. Мальчик застал деда, когда тот сидел у окна, развернувшись лицом к свету и склонившись над зажатой между пальцами монетой. Подойдя ближе, Йон увидел, как дед быстрыми повторяющимися движениями царапает что-то на ее алюминиевой поверхности, напоминая густобровую белку с орехом в лапах. Подняв глаза, поначалу прищуренные, старик показал ему блестящую «V», которую выцарапывал на мягком металле. Он объяснил, что это способ плюнуть в лицо немцам, продемонстрировать им, что именно датский народ думает об оккупации.