Умница и Сказочник - Юлия Николаевна Николаева Страница 48

Он говорил, а я чувствовала себя так, будто падаю в воздушную яму. Странное ощущение, я словно начала обретать почву под ногами, пусть происходящее и полоностью ирреально, но… Я жила своей жизнью, потом она разрушилась в один момент, я стала собирать другую. Почти собрала, и все снова рухнуло.

Мы так и стояли на обочине, Демид молчал, я крутила эту мысль по кругу, с каждым новым складывая все более четкую картинку. Да, это было очень похоже на правду. Бабушка и Милена сбегают от тех, кто хочет их убить. Крадут ребенка, боясь, что он может стать жертвой в играх фанатиков. Чтобы обезопасить ребенка еще больше, проворачивают аферу: сдают настоящую Суходольскую в детский дом, а приемного ребенка растят.

Их пособники, наши так называемые Рысаковы, помогают провернуть схему с ребенком, следят за настоящей наследницей рода, селятся рядом с бабушкой, чтобы помогать, а Милена исчезает. На самом деле обитает рядом, наблюдая за Настей, готовит ее к будущей миссии. И потом похищает.

– Не понимаю, – покачала головой, Демид посмотрел вопросительно. – Если Настю украла Милена, то кто проводил обряды в пещерах? Они ведь определенно связаны с происходившими событиями. Мать пропала в сроки первого обряда, Настя – второго…

Мазуров вздохнул.

– Май, мы ведь не знаем точно, что это были за обряды. Как ты понимаешь, никто мне подробно ничего не рассказывал, информацию я почерпнул из оставшихся от Суходольских записей. Мы предположили то, что логично, и первым приходит на ум. Что если обряд кровавый, значит, от злых. Но это не факт.

Я немного поморгала, глядя на него.

– Хочешь сказать, что это был обряд светлых? Типа они продолжают свою миссию по запиранию демонов?

– Это кажется логичным. Иначе к чему было внушать Насте, что она избранная и все такое прочее? В конце концов, кровью нарисован только символ, это можно сделать, и не убивая человека.

– Боже, – я прислонила ладонь к губам. – Но тогда они реально сумасшедшие фанатики.

– Не буду протестовать, – кивнул Мазуров. – Если они действительно провернули все это ради спасения наследника… И продолжают творить обряды…

Он замолчал, я еще немного попялилась в окно, слабо что видя за ним.

– Я не верю, что бабушка в этом всем участвовала, – покачала головой. Повернулась к Демиду, давя непрошенные слезы. – Мне казалось… Даже невзирая на ее строгость и… холодность… Казалось, она любила меня. Неужели все это было притворством? Ради великой цели.

Слезы все-таки покатились из глаз, я шмыгнула носом, свела пальцы домиком у переносицы, зажмурилась. Полное дерьмо осознавать, что ты просто разменная монета. Человек, которого используют, и ничего больше. Что тебя никто никогда не любил, только изображал чувства.

Демид коснулся моего плеча, я дернула им, скидывая его руку. Но он не отступился, отстегнул ремень, свой, мой, а потом прижал меня к груди. Я уткнулась в нее носом и разрыдалась. Хотела остановиться, и не могла. Наверное, просто дошла до определенного порога, когда терпеть больше не было сил. Все сразу навалилось, я тащила это все, сколько могла.

Наконец, я успокоилась, сидела, прижавшись к груди Демида щекой, и думала о том, что вот если бы можно было: я бы так и сидела. Не думая о том, что случилось, что еще случится, об обмане Мазурова, и о том, что в общем-то я для него не особенная, одна из многих.

Отстранилась, улыбнувшись и пряча взгляд.

– Поедем, – сказала, снова глядя в окно. – Нужно еще решить, что делать дальше.

Демид ничего не сказал, завел двигатель. Мы проехали в тишине минут пять, потом он заметил:

– Твоя бабушка могла не знать, Май. Ты видела фотографию девчонки, у вас похожий типаж. Она вполне могла верить, что ты и есть ее внучка. И любила тебя. Она тебя вырастила… Даже зная правду, уверен, она не смогла бы не полюбить тебя.

Я мягко улыбулась, кивнула.

– Возможно. Но мать-то вон не полюбила за три года. Сбежала.

– Она тебе не мать. И ты сама говорила, что мать тебя не растила. Только бабушка. К тому же если Милена Суходольская всерьез занимается оккультизмом, у меня большие вопросы к ее психическому здоровью в принципе.

Я кивнула, снова воцарилась тишина, я прислонилась лбом к прохладному стеклу, и против воли почему-то стали приходить в голову картинки нашей с бабушкой жизни. Хаотично, то детские, то взрослые, то веселые, то грустные.

Вспомнила потом, как она умирала. Она спокойная была, в том плане, что готова к смерти, чувствовала как будто ее приход. Повторяла только, главное, что меня вырастила, большего ей и не надо. И надеялась, я встречу хорошего человека, который меня по достоинству оценит…

И вспомнился отчего-то наш с ней разговор, мне тогда было лет пятнадцать, наверное…

– А кто был дедушка, ба? – мы шли из магазина, и она сетовала на распущенность молодежи, говоря, что в ее времена такого не было. Помню, она немного смешалась на мой вопрос. А потом вдруг улыбнулась, по-доброму так, я запомнила, потому что никогда не видела, чтобы она так улыбалась.

– Он не был каким-то важным человеком, или с выдающимися способностями, – начала говорить, глядя с этой улыбкой куда-то перед собой. – Но в нем было главное: он любил меня. И я это знала, чувствовала его любовь, Майя. Потому и говорю тебе: не бросайся в омут с головой. Одна настоящая любовь стоит многих ненастоящих. Они прнесут только боль.

– А настоящая? – я смотрела на бабулю, не отрываясь.

– Боль неизбежно будет. Жизнь такая штука, она всегда проверяет тебя на прочность. Но когда есть любовь, выстоять гораздо больше шансов.

– И что, вы с дедушкой сразу полюбили друг друга?

Она снова улыбнулась.

– Да… В такое, наверное, трудно поверить… Мои родители были против. Они считали, он не подходил мне. По многим причинам. Опять же, я была юна, и они считали это простым увлечением. Но я знала, это любовь. Порой достаточно мгновения, чтобы это понять. И я пошла наперекор родителям, мы поженились. И это было прекрасное время, Майя.

– А что потом?

По ее лицу пробежала тень.

– Он умер. Через семнадцать лет брака. Сердечный приступ.