Женщины в игре без правил - Галина Щербакова Страница 48

Когда они секундно были почти рядом, она хотела вскрикнуть: «Ах, вот что, оказывается!» Но воспоминание исчезло. Со складкой на лбу она села в машину и стала смотреть назад на того, оставшегося.

— Произвел впечатление? — спросил Кулачев у Марии Петровны. — У него вид одинокого красивого волка.

— Знакомое лицо, — задумчиво сказала Мария Петровна, — но, видит Бог… Не помню.

Она хотела еще сказать, что с ней это не первый случай. Ей теперь приходится вспоминать, что за человек крикнул ей «привет!» или улыбнулся в лифте. Может, просто надо носить очки постоянно, может, что-то похуже… Может, этот год просто стер с памяти обилие лиц за ненадобностью. Она всегда так гордилась своей зрительной памятью, ну и что? Когда умерла Леночка, они обвалились на нее — лица, сто, тысячно раз размноженные, и кружили перед ней, кружили, пока кто-то мудрый не убрал их совсем. И ей тогда сразу стало легче, и она увидела внука, который смотрел на нее распахнутыми глазами.

— Все время ими лупает и лупает, — сказала молоденькая нянечка-украинка. — Як разведчик…

«Надо носить очки», — окончательно решила Мария Петровна. Она заметила, что Кулачев расстроился, видимо, потому, что она так сосредоточенно молчала.

Она ласково положила ему на плечо руку и погладила его. Он улыбнулся ей в зеркало, и машина как бы приободрилась и побежала быстрее. Мария Петровна продолжала держать руку на его плече, рядом крепко спал Павлик-разведчик. «Господи, не оставь нас!» — подумала она.

Широкую дорогу Веснин с женщиной переходили в два приема. Затормозив на белой разделительной полосе, Веснин притянул женщину к себе: все она норовит от него оторваться.

— Отстань! — закричала она. — Хватаешь, как волкодав!

— А ты не лезь под колеса. Куда торопишься?

— У меня сроки выходят, — зло сказала она. — Беременность десять недель. Надо поспеть, пока души нету.

Не дергайся. Обойдусь.

Он впился ей в плечо.

«Пять пальцев — пять синяков, — подумала она. — Чего еще от него ждать?»

…Было решено. Себя, каменного, он не навяжет никому. Женщины не приживались в его жизни. Они или уходили, или погибали, или являлись как фантомы…

На один раз… В те дни, год назад, одна такая, фантомная, отдала ему рубашку, другая пустила переночевать.

Но так и не назвались… Не сочли нужным представиться.

Это плечо, которое он сейчас раздавливает, последние полгода приклеилось так, что думал: его придется отдирать с кровью. Тут главная мысль — придется отдирать.

Хватит с него боли…

— Только попробуй, — сказал он ей вопреки всему. — Только попробуй его тронуть.

Никто не знал, что на разделительной полосе Ярославского шоссе начинается новая история. Ее еще придется прожить, просмеяться, проплакать. Поэтому эти двое все не могли стронуться с места… Перед долгим путем.

Сколько же можно давить ей плечо? Больно же… Но она знала — именно так выходит страдание. Для начала — из него в нее. И она терпеливо принимала эту боль, как бы сделали девять из десяти женщин. Она не была десятой… Она была как все.

Веснин же не понимал, откуда эта странная слабость, что тяжелит ноги и плечи. Он ничего не мог с ней поделать, этот похожий на одинокого волка человек. Он ей покорялся, слушая, как распутываются в нем странные лихорадочные нитки.

Другой же, юный, понимал все.

— Не правда, — говорил Георгий Алке, — что любовь — сила. Любовь — слабость и нежность, и это гораздо лучше силы. Это выше ее. Ты меня понимаешь?

— Нет, — ответила Алка. — Все твои мысли дурацкие. Я люблю тебя сильно… А ты, значит, слабо? И что мне с тобой делать?

— Давай померяемся, — смеялся Георгий. — Ты сама увидишь, что прав мужчина.

…И они мерились любовью… Единственной мерой из всех мер… В бесконечной игре без правил.