Наследница бриллиантов - Звева Казати Модиньяни Страница 48

Кабинет был выдержан в стиле начала восемнадцатого века: стены затянуты муаром приглушенного красного цвета. Мебель — два книжных шкафа, письменный стол, диван, кресла — относилась к эпохе Регентства. На камине стоял мраморный бюст Цицерона.

— Я уже пьяная в стельку, — пробормотала она.

Развалившись в кресле, Джулио посмотрел на нее красными воспаленными глазами и повторил, как эхо, мрачным голосом:

— В стельку.

— От спиртного мне всегда бывает плохо, — сказала Соня и прыснула.

— От спиртного не может быть плохо, алкоголь помогает на время очутиться в раю. Правда, потом оказывается, что ты в аду.

— Навсегда?

— Навсегда.

Сонины туфли, пальто и шарф Джулио валялись на полу в разных местах. В воздухе висел табачный дым.

— Когда-то у меня была собака, — сказала Соня заплетающимся языком. — Такса. Это был мальчик, звали его Боби. Он помогал мне жить. Без него я бы не справилась.

— А что с ним стало потом?

— Потом он умер.

— У меня тоже когда-то… — начал Джулио, но вдруг замолчал и крепко сжал подлокотники кресла.

— Что когда-то? — переспросила Соня.

Джулио не ответил.

— Думаю, нам надо немного поспать, — не обратив внимания на вопрос Сони, сказал он и, поднявшись с кресла, распахнул окно. В комнату вместе с утренним светом ворвался свежий холодный воздух. Привычный к алкоголю, Джулио неплохо держался на ногах, чего нельзя было сказать о Соне: ей стоило больших усилий дойти от дивана до окна. Облокотившись о подоконник, она посмотрела вниз, на дворника, который подметал мощеную дорожку, вздохнула полной грудью и почувствовала головокружение. У нее потемнело в глазах, и от желудка к горлу стала подступать отвратительная тошнота. Глазами, полными ужаса, она посмотрела на Джулио и закрыла рот ладонью. Он, моментально поняв ее состояние, распахнул дверь в ванную комнату, и Соня еле успела туда вбежать. Несколько минут ее буквально выворачивало наизнанку, после чего ей стало лучше.

Джулио отнесся к случившемуся просто — со всяким, мол, случается — и почти с материнской заботливостью помогал Соне, то подавая ей полотенце, то открывая кран, то зажигая свет перед зеркалом. Соня же от его ласковой предупредительности готова была сквозь землю провалиться. Сколько раз она в мечтах представляла себе эту встречу — и надо же, напилась и все погубила!

— Я испачкала кофту, — покраснев до корней волос, сказала она.

— Сними ее. А пока ее будут стирать, надень вот это. — И он подал ей шелковое кимоно.

За несколько часов, которые они провели вместе в кабинете Джулио, Соня рассказала ему всю свою жизнь — о романтической любви к мужчине за рулем белой «Альфа-Ромео», и о неудачном браке, и о заветных желаниях, и даже о приставаниях Лидии, которые повергли ее в шок. Благодаря выпитому виски она освободилась от своей природной застенчивости и была благодарна Джулио, что он не воспользовался ее опьянением.

— А теперь немного отдохни и снова будешь в форме, — ласково сказал Джулио, подводя ее к постели. — Я распоряжусь, чтобы тебе подали напиток, который отлично помогает в таких случаях.

— Нет, не оставляй меня здесь одну, — со страхом сказала Соня.

Голова ее была уже абсолютно трезвой, и она со стыдом подумала о своем вторжении в этот аристократический дом, побывать в котором когда-то так мечтала. Она сжалась от страха, представив себе, что сюда может зайти мать Джулио, строгая Карла де Брос, о которой Вирджиния говорила не иначе как шепотом. Если хозяйка дома застанет Соню в постели сына, то выбросит ее на улицу, как жалкую нищенку.

В комнату вошла служанка в черном сатиновом фартуке, из-под которого выглядывал еще один, белоснежный. С хорошо наигранной естественностью она поздоровалась с Джулио, после чего сказала Соне: «Доброе утро, синьорина!» — и поставила перед ней «чудодейственный» напиток.

— Что-нибудь еще, синьор? — спросила она Джулио.

— Проследите, чтобы никто не смел беспокоить синьорину до моего возвращения, и, пожалуйста, выстирайте эту кофточку, чтобы она была как новая.

Женщина взяла кофточку и, попрощавшись, вышла. Соня подумала, что через несколько минут новость о ней дойдет до привратницкой. Вирджиния скорее всего тоже будет слушать рассказ о девушке в комнате Джулио, но ей и в голову не придет, что эта девушка — Соня, ее закадычная подруга.

Джулио отвернул край мехового одеяла.

— Ложись и поспи, — сказал он.

У него было усталое лицо, но дороже этого лица для Сони в эту минуту не было ничего на свете.

— А ты куда? — спросила она тихо.

— В университет. У меня в девять лекция. Кстати, — спросил он вдруг, — а как твое настоящее имя?

— Меня зовут Соня, — ответила она. — Соня Бренна.

Он посмотрел на нее с удивлением.

— Соня Бренна? — переспросил он и вдруг улыбнулся. — Значит, это ты. О тебе говорит весь Милан.

— Обо мне?

— Да. Ты первая женщина, которая отказалась принять в подарок украшение за сто миллионов лир. Онорио Савелли сам об этом рассказывает. — Он немного помолчал, а потом добавил: — Ты правильно поступила. Все имеет свою цену, даже ты. Но ты стоишь гораздо дороже, чем драгоценное ожерелье. Теперь и Савелли это понял.