Жили-были двое - Екатерина Риз Страница 47

— А ты думаешь, что я на твой счёт переживаю?

— Это уже прозвучало, как оскорбление. Солнце, у тебя характер с годами портится.

— Правда? Тебе так кажется? А вот я живу надеждой, что просто поумнела.

— Какая ты вредная сегодня, — поразился Толя и откровенно рассмеялся.

За его спиной что-то грохнуло, свалилось в котлован, послышалась отборная ругань строителей, и Ефимов тоже ругнулся, когда его накрыло облаком пыли. Ругнулся и закашлялся. А Саша в эту минуту позабыла и о сдержанности, и о стойкости, и с тревогой поинтересовалась:

— Что случилось? Ты за рулём?

— Нет. — Ефимов снова кашлянул. — Я на стройке. Нутром чую неприятности. Весь грязный с головы до ног теперь.

Саша выдохнула в сторонку.

— Ну вот. Теперь тебе точно не до ресторана.

— А ты и рада, да? — расстроился он. Он отошёл к своей машине, потопал ногами, ладонью по одежде похлопал, выбивая пыль, волосы поворошил. А затем позвал: — Саш.

— Что? — негромко отозвалась она.

Толя на открытую дверцу своей машины облокотился.

— Неприятностей не будет. Мы с Ликой… В общем, характерами не сошлись.

Она молчала долго. Сглотнула, потом зажмурилась крепко, но всего на пару секунд. И никакой радости после этой новости не чувствовала. Скорее уж, смятение нешуточное.

— Понятно. И ты решил позвонить мне. Очень мило, Ефимов.

Толя осознал, что ляпнул не то или, по крайней мере, не теми словами, и поторопился оплошность исправить. Всерьёз переполошился, если честно.

— Подожди, Сань. Я ведь не поэтому.

— Конечно, — в её голосе звучал скептицизм.

— Да правда!..

— Ладно, Толя, всё. Мне, на самом деле, некогда.

Когда она телефон отключила, Ефимов даже чертыхнулся в полный голос. И разозлился на себя. Он всегда забывает, что с Сашкой, как со всеми другими женщинами нельзя. По юности она излишне ему доверяла, а теперь не верит ни единому слову. Что за напасть?

Кажется, даже во рту пыль была. Ефимов сморщился, глотнул воды, а потом отыскал в телефонной книге номер человека, который способен был решить любую проблему. Как навалится, как решит…

— Каравайцева, здорово. Чем занимаешься?

В трубке помолчали, затем не слишком воодушевлённо поинтересовались:

— Ефимов, ты?

— Конечно, я. По голосу должна узнавать.

— Ага, главный человек в моей жизни.

— Что вы все такие вредные сегодня?

— Все — это кто?

Толя испустил театральный вздох.

— Да Саньке сейчас звонил. Грустная какая-то, вредничает.

— А чего ей радостной быть?

— Странный вопрос… Жизнь прекрасна, Алёна. Меня вот сейчас чуть заживо на стройке не погребли, а я всё равно полон энтузиазма, решимости не зря прожить этот день.

— Очень за тебя рада. У меня суббота проходит под флагом уборки, стирки и готовки.

— А сегодня суббота?

— Толя, я даже не знаю, ты меня больше удивляешь или бесишь.

— Ладно, ладно. Я чего звоню. Раз вы, девочки, такие уставшие и недовольные, предлагаю вечером отдохнуть. Давай, Алён, ты же у нас уникум в этом плане. Собирай всех, я угощаю.

— А чего это ты такой добрый?

— Ну, во-первых, потому что я по натуре такой, добрый и понимающий, просто вы не фига не цените и не замечаете. А во-вторых, я с некоторых пор… со вчерашнего дня, — уточнил Толя с лёгким трагизмом в голосе, — мужчина одинокий, нужна отдушина. Помогло бы напиться в компании хороших людей. Вот ты хороший человек?

— Ты чего, Лику кинул?

— Что значит, кинул? — возмутился он. — И, вообще, почему я?

Каравайцева ахнула и совершенно неприлично захохотала.

— Она тебя?! Вот это номер!

Ефимов откровенно скривился.

— Смейся, добрый человек, смейся. Я к ней, как другу, а она ржёт над чужой бедой.

— А у тебя беда? — Алёна продолжала веселиться.

А вот Толя посерьёзнел.

— Ты людей соберёшь?

— Кого именно?

— Только наших. Ты, я, Мишка… Санька, конечно. В общем, узким кругом.

— Лику приглашать?

— Ехидна ты, Каравайцева.

— Ага. Только я с мужем приду. Он меня одну после встречи одноклассников не отпускает никуда.

— Вот, — тут же поддакнул Толя, — соберёмся семейным кругом.

— Братец, блин, — фыркнула Алёна и, пообещав перезвонить, отключилась. А Толя, хлебнув ещё водички, поздравил себя с решением проблемы. В ком — в ком, а в Каравайцевой он не сомневался.

И правильно делал, потому что Алёна, проникнувшись идеей вечером отвлечься от домашних дел, отдохнуть после рабочей недели, к тому же за счёт Ефимова, развила просто бешеную активность, и спустя час смогла добиться согласия и обещания «быть» от нескольких человек, которые несколько минут назад ещё никуда не собирались. Лишь Мишка Стариков согласился сразу, без всяких раздумий. Сказал, что будет с женой, как только пристроит дочку на ночь тёще. Правда, не предупредив, позвонив ещё парочке человек, включая Новикова, и спустя этот самый час стало понятно, что компания собирается не совсем «семейная». Но после недолгого размышления, Алёна решила, что это не её проблема, никто Толю за язык не тянул. Угощает, так угощает.

Но труднее всего было уговорить Сашу. Та, как про Ефимова услышала, принялась отнекиваться.

— Не пойду, не хочу его видеть, и, вообще!.. — выдохнула Саша, а Каравайцева её перебила:

— Что вообще?

Саша из-за этого дурацкого вопроса окончательно из себя вышла.

— Ничего. Алён, ты на самом деле хочешь весь вечер умиляться над его страданиями?

— А почему нет? Я этого давно не видела. Пусть страдает. И тебе очень советую на это посмотреть.

— Почему мне? — осторожно переспросила Саша.

— Не знаю. Когда ещё мы такое увидим? — Хохотнула, после чего проговорила совсем другим голосом: — Не дури, Саня. Дело не в Ефимове. Надо иногда выбираться из дома, тем более в выходной. Встретимся все, посидим. Потанцуем, — едва ли не пропела Алёна. — Я столик в клубе забронировала, а не в ресторане. А то только жрём.

— Алёна!

— Что? Я серьёзно, то шашлыки, то рестораны. Пойдём танцевать, — безапелляционно заявила она, и добавив: — Мы заедем за тобой в семь, — отключилась.

Саша телефон на стол положила, а потом лицо руками закрыла. Раздумывала: засмеяться или зарыдать.

— Мам, ты чего? — Митька в комнату заглянул, вытащил из ушей наушники, а на неё смотрел с подозрением.