Турецкий горошек - Д. Л. Нельсон Страница 47

Утренние недомогания уже перестали мучить меня, но я вдруг обнаружила, что готова спать по двадцать часов в день. Мне известно, что во время беременности организм вырабатывает гормоны, подобные тем, что выходят на волю после занятий любовью. Эти незримые бесенята вызывают непреодолимую сонливость. Проиграв битву с гормонами и с жарой, я опускаю голову на руки и засыпаю. Мне снится маленькая девочка, бегущая по лугу.

Моя голова лежит рядом с телефоном, и когда он внезапно начинает трезвонить, я, вздрогнув, откидываюсь назад. Я не падаю только потому, что спинка стула упирается в стену. С минуту я соображаю, как могли протянуть телефонный шнур на этот луг, но осознав, что сижу в кабинете, понимаю, что происходит. Я снимаю трубку.

– Алло.

– Профессор Адамс, зайдите, пожалуйста, в кабинет директора. – Этот бодрый голос принадлежит Норме, личной секретарше Бейкера.

В иные времена ее назвали бы старой девой. Тина как-то сказала, что после работы Норма отвлекается от романов Барбары Пим только для того, чтобы побеседовать с приходским священником или пробежаться по дешевым распродажам благотворительных базаров.

– Я зайду минут через двадцать, – отвечаю я.

Вероятно, Бейкеру хочется разорвать меня на кусочки – из-за теленовостей, вышедших на прошлой неделе. Я уверена, что он сделал бы это раньше, если бы не уехал добывать деньги.

Она хмыкает. И ее хмыканье выражает нечто более зловещее, чем просто уничижительное замечание. Я осознаю, что мне надо готовиться к разносу.

Собрав некоторые книги, я отношу их в библиотеку, которая находится в том же корпусе. На улице мне удается избежать луж, образовавшихся на парковочной стоянке. Стало теплее, и таянье снега вселяет обманчивую надежду на скорое окончание зимы. Ежегодно на это время выпадает несколько теплых дней. А потом на нас вновь обрушиваются холода. Может, нам и грозит глобальное потепление, но в Новой Англии испокон веку преобладала неразумная климатическая стихия.

Два бетонных кольца, в которых весной цветут тюльпаны, летом – герань, а осенью – петунии, заполнены земляной жижей. Они стоят при входе в вестибюль главного административного здания по обе стороны от резных дубовых дверей. Такие двери могли бы стать украшением любого европейского собора.

Половину административного здания занимают аудитории, во второй половине – кабинеты, канцелярия и отдел кадров. На внутреннюю отделку здания явно не затратили особых средств, однако оно смотрится вполне прилично. Огромные окна, от пола до потолка, залиты светом. В большинстве кабинетов сотрудники развесили по стенам афиши и фотографии, создав своеобразный эклектический стиль – этакая сборная солянка с домашними ароматами.

Апартаменты директора, находящиеся в конце коридора третьего этажа, полностью изолированы от зоны кипучей деятельности. Более того, чтобы добраться до них, надо еще подняться на три ступеньки, словно взойти к небесному чертогу. В отличие от других кабинетов, которые традиционно выкрашены в белый цвет, директорские владения отделаны дубовыми панелями.

Как только я переступаю порог приемной, попадая на священную территорию, линолеум сменяется паркетным полом, покрытым восточными коврами. Антикварный стол Нормы расположен прямо напротив входной двери. Ей же принадлежит шведское бюро с выдвижной крышкой, вошедшее в моду в Новой Англии во второй половине девятнадцатого века, во времена Гражданской войны. Даже компьютер, стоящий слева от нее, водружен на антикварный столик.

Дверь в кабинет директора слегка приоткрыта. Я вижу газету, за которой он скрывается. По крайней мере, я подозреваю, что он сидит там, полагая, что эта газета не подвешена в воздухе и что никто другой не мог украдкой занять его место.

Норма показывает мне на стул. Она не предлагает мне чай или кофе, как бывало в последние несколько раз, когда я заходила сюда. Директор, должно быть, рассердился не на шутку и отдал ей приказ: «Никаких любезностей».

Взяв «Новости высшего образования», я отмечаю изобилие предлагаемой преподавательской работы и радуюсь за моих коллег, которые могут потерять свою. По крайней мере, они найдут, чем заняться.

Тяжело отдуваясь, в приемную входит Джимми, начальник охраны. Его лоб покрыт капельками пота. Я улыбаюсь ему. Бывший полицейский из провинциального города, он считает безопасность каждого обитателя Фенвея своей личной миссией. К примеру, он организовал постоянное патрулирование маршрута между библиотекой и студенческим общежитием, чтобы обеспечить безопасность девушек, дотемна засидевшихся над книгами. Другая его затея состояла в том, чтобы ввести для всех поступивших учебный курс по безопасности на улицах, в рамках программы психологической и физической подготовки.

Обычно мы с Джимми любим поболтать о том о сем. Сейчас он даже не смотрит на меня.

Директор Бейкер высок и строен, не считая легкого брюшка. У него отличная шевелюра синевато-седых волос и бородка, на манер Авраама Линкольна. Он выглядит именно так, как должен выглядеть директор. Хотя у него слишком тонкий голос для такого солидного поста. Я читала где-то, что у Линкольна тоже был очень высокий голос. Но на этом сходство между этими двумя людьми заканчивается.

Вместо слов приветствия Бейкер просто появляется в дверях. Восприняв его появление как приглашение, я прохожу в его кабинет. Он усаживается за антикварный стол эпохи Людовика XVI, который используется здесь в качестве письменного. В инкрустированной деревянной окантовке, обрамляющей затянутую кожей середину, я замечаю мелкую зазубрину. Ее не было, когда я последний раз заходила сюда. На столе стоит только телефон и фотография мадам Бейкер. Это робкая субтильная женщина, вечно избегающая прямых взглядов.

Директор же, напротив, обычно готов просверлить взглядом своих противников. Он относится к любому человеку как к потенциальному противнику. И он всегда встает так близко, что мне хочется отступить. Но теперь он опять наступает. А я подавляю приступ тошноты. Если бы за запугивание присуждали докторскую степень, то он стал бы двойным профессором.

На сей раз он решил подавить меня, оставив стоять. Мне не предложили присесть в стоящие напротив его стола кресла эпохи Людовика XVI с гобеленовой обивкой и позолотой.

Он прочищает горло.

– Профессор Адамс, с этой минуты вы у нас больше не работаете.

Сначала я не понимаю смысла его слов. Потом осознаю, что он увольняет меня. Меня еще никогда не выгоняли с работы. Даже когда я временно подрабатывала, пока училась в колледже, меня всегда считали хорошим и даже отличным работником. Может быть, я ослышалась.

– Что вы сказали?

Он повторяет ту же фразу.

– У меня постоянная штатная должность. Вы не имеете права увольнять меня.

Он выставляет локти на стол, соорудив нечто вроде башенки из соединенных рук.

– Нет, имею. И уже подписал приказ. По двум причинам: первая вытекает из морального условия вашего договора. Вы беременны. Мое внимание привлекли те обстоятельства, что ваш супруг не является отцом вашего ребенка и что вы живете с любовником. Такое поведение не может служить примером для наших студенток.