Роза пустыни - Сьюзен Симмонс Страница 47

Пассажиры сошли на берег. Полковник и миссис Уинтерз, граф Полонски и Жорж, лорд Джонатан без своего верного Карима, Али, Элизабет и Колетт – в конных экипажах они отправились в гостиницу, расположенную на окраине города. Их багаж должны были везти следом, на повозках, запряженных волами.

Фивы – так назывался в древности этот легендарный город, по которому они ехали. Гости увидели колоннады. То были величественные храмы Карнака – жилище царя богов, Амона-Ра, и всех фараонов на протяжении тридцати пяти столетий.

Каждый фараон что-нибудь прибавлял к огромному храмовому комплексу, строя и перестраивая его: колоннаду там, ворота здесь, аллею сфинксов с круторогими бараньими головами, святилища из прекрасного розового гранита, статуи, пилоны и внутренние дворики…

Время беспощадно разрушило всю эту красоту. Кое-где были видны руины.

Прикрываясь от солнца зонтиком, Элизабет оперлась на руку Али и вышла из коляски.

– Этот дом предоставлен вам, ситте, хотя боюсь, что он недостаточно хорош для английской леди.

– Дом вполне хороший, Али, – уверила она молодого египтянина. – Думаю, мне здесь будет очень удобно.

Они вошли в парадную дверь – деревянную, что было роскошью для пустынной страны, где почти не было лесов.

Элизабет оказалась в комнате, которая в английском доме называлась бы гостиной.

Пол был застелен коврами ручной работы, а в самом центре красовалась набитая конским волосом кушетка (Колетт опасалась, что в ней обитают всевозможные гадкие насекомые, и на второй день их пребывания настояла на том, чтобы провели дезинфекцию). По полу были разбросаны большие подушки с кистями, заменяющие кресла. Кроме того, в комнате было несколько странных разрозненных предметов мебели, керамика, гобелены и медные украшения.

Однако Элизабет заинтересовалась не обстановкой. Ее внимание привлекли каменные блоки, из которых были сложены сами стены.

– Али, а откуда брали камень, когда строили этот дом?

Красивый юноша нахмурился:

– Камень, ситте?

Бросив зонтик и ридикюль на низенький столик, Элизабет внимательнее осмотрела стены.

– Да ведь это камни из храмов! Посмотрите, вот надпись. И вот, и вон там! – указала она. – Боже мой! – воскликнула девушка, всплескивая руками.

Али заволновался:

– В чем дело, ситте? Что случилось?

– Миледи, вы совсем побледнели, как полотно. Вам нехорошо? – спросила Колетт с искренней тревогой за состояние здоровья своей молодой госпожи.

– Со мной все нормально. Я не больна, – поспешила успокоить своих спутников Элизабет. Как объяснить им свои чувства? Это было удивительно – и прискорбно. Это было свято – и святотатственно. На нее нахлынули противоречивые чувства. – Вы представляете себе, что изображено на этой стене?

Оба отрицательно покачали головой.

Дрожащей рукой она прикоснулась к прекрасно сохранившемуся рельефу.

– Вот часть картуша, на нем ее имя. Это – часть лица и платья. А перед ней, в традиционном облачении фараонов, ее сын от Юлия Цезаря, Цезарион.

– От Юлия Цезаря, миледи?

Элизабет кивнула и быстро перевела иероглифы:

– Здесь изображена сцена принесения жертв богине. – Элизабет глубоко вздохнула и изумленно объявила: – Это – самая знаменитая из Клеопатр, Клеопатра Седьмая. Та самая Клеопатра.

– Mon Dieu! [7]На стене нашего дома? – воскликнула Колетт Дюве.

– Да, на стене нашего дома. Эти камни следует вернуть в храм Карнака, – заявила Элизабет. – Ведь наверняка кто-то пытается сложить куски в целое и восстановить древние строения во всем их прежнем великолепии.

– Есть люди, которые этим занимаются, ситте. – Али был не менее воодушевлен, чем она. Он с удовольствием объяснил ей: – В Египте всегда не хватало строительных материалов. Местным крестьянам нет дела до нашей истории: они не умеют ни читать, ни писать на своем родном языке. Их жизнь – это каждодневная борьба за выживание, бесконечные труды, чтобы на столе была еда и чтобы имелась самая простая одежда. – Тут он расправил свои худые, как у мальчишки, плечи: – Наш долг – долг тех, кто понимает и ценит историю, – хранить и беречь наследие этой великой страны.

Элизабет смотрела на их молодого проводника с большим уважением.

– Конечно, вы правы. Это сделают такие преданные и способные египтяне, как вы.

Молодой человек ответил быстрым вежливым поклоном.

– А теперь я должен извиниться и уйти. Мне надо позаботиться об устройстве остальных гостей.

Его рука уже лежала на ручке двери, когда Элизабет, окликнув его, задала наконец вопрос, который не давал ей покоя:

– Али, а где мой отец? Когда я его увижу?

– Наш… Лорд Стенхоуп отправился на раскоп еще до рассвета, ситте, как он делает каждый день. Он просил сказать, что вернется к чаю.

Лицо Элизабет омрачилось.

– Только к чаю?

Он ответил очень мягко:

– Таков его обычай.

– Спасибо вам, Али. Я понимаю, – сказала Элизабет.

Хотя на самом деле Элизабет ничего не понимала. С тех пор, как она в последний раз виделась с отцом, прошли долгих три года. Она преодолела тысячи миль на поезде, корабле, в запряженных лошадьми экипажах, на осликах и даже на верблюде. Почему-то она ожидала, что отец встретит «Звезду Египта» на пристани или по крайней мере будет ожидать ее здесь, чтобы убедиться в ее благополучном прибытии в Луксор. И ей трудно было скрыть свое разочарование и боль.

– Не надо расстраиваться, ситте. Просто он такой, – сказал Али на прощание.

Когда за ним закрылась тяжелая входная дверь, Колетт начала бормотать по-французски:

– Где он? Он же ваш отец. Какой стыд! Какой позор!

Элизабет с трудом проглотила ставший в горле ком. На глаза ее навернулись жгуче горькие слезы.

– Ну пожалуйста, Колетт! Папа не хочет никого обидеть. Правда!

– Это я знаю. И конечно же, мне самой все равно. Это вы, cherie, страдаете от его невнимательности.

Элизабет смахнула со щеки слезу.

– Али прав. Папа просто такой.

– Ах, милочка, не обращайте на это внимания. Я рас. пакую наши вещи, и к чаю этот дом уже будет в полном порядке. Но сначала мне надо проверить спальни!

Колетт вышла из гостиной. В синюю входную дверь робко постучали.

– Это, конечно, наши сундуки. Я распоряжусь сама, – крикнула Элизабет своей служанке.

Она направилась к выходу и, открыв дверь, с изумлением обнаружила на пороге мальчика лет десяти-одиннадцати. В руках он держал небольшую коробочку.