Искусство соблазна - Джудит Айвори Страница 47

В комнате было холодно, хотя треск дров в камине обещал, что в очень скором времени воздух нагреется. Ужин, необыкновенно ароматный, был накрыт на одном из столов для чтения. Настольную лампу сдвинули на край, так, чтобы освободить место для двух приборов.

Стюарт вздрогнул, когда она, деликатно покашляв, дала знать о своем присутствии.

— Ах, вот и вы, — сказал он. — Ужин только что принесли. — Он указал на стол с приборами. — Садитесь, пожалуйста. Начинайте без меня. Я буду вот здесь. — Он сделал приглашающий жест, после чего вернулся к чтению интересующих его бумаг.

Даже переодевшись в свою одежду и в тапочках, которые хорошо сидели на ноге, она чувствовала себя не в своей тарелке. Вся обстановка была слишком роскошной для нее: дамасская скатерть, тарелки из китайского фарфора, столовое серебро и хрустальные бокалы. Не часто Эмме приходилось есть из такой посуды.

Хотя ужин оказался на удивление приятным и непринужденным. Подождав минуту-другую, Эмма решила начать с куриной ножки, закусывая вкуснейшим овощным рагу из сладкого перца, кабачков, моркови и лука. Рагу это имело необычный вкус из-за непривычных специй. Но с каждой ложкой еда эта нравилась ей все больше. Она чувствовала привкус меда, имбиря, острого перца, корицы и мяты. Что-то еще? Набор пряностей был типично английским, но комбинация весьма необычной и такой вкусной, что еда буквально таяла во рту. Она уже почти доела ужин, когда хозяин дома подошел и, отодвинув стул, сел напротив.

— Простите. Я еще не успел прочесть и половины того, что должен, а голосование будет через четыре дня. Видит Бог, мои коллега в парламенте могут обойтись и без меня. — Он приподнял серебряную крышку с блюда. Там были взбитые сливки с нарезанными дольками печеными яблоками. То, что она еще не успела попробовать. — М-м-м, — одобрительно протянул он и, посмотрев на Эмму, спросил: — Это блюдо для вас достаточно английское?

Эмма засмеялась.

— На английскую кухню не похоже, но зато очень вкусно.

Он изучающе смотрел на нее, после чего согласно кивнул:

— Хорошо.

Стюарт не успевал удивляться тому, что Эмма привлекала его к себе все с новых и новых сторон. У нее был такой красивый смех! Самый красивый из тех, что ему уже доводилось слышать. Смех, похожий на перезвон колокольчиков. Колокольчики, звенящие на ветру. Никакого узора, никакого ритма, свободный полет, как порыв ветра, как взлет, счастливый смех той, что умеет радоваться жизни.

Он посмотрел на ужин, который, по его представлениям, был исконно английским. Курочка по-корнуэльски — уж это точно английская еда. Впрочем, не важно. Важно то, что он вызвал ее смех, он, человек, который, так сказать, захватил ее в заложницы. Похититель, сумевший вызвать смех женщины, которую похитил, — разве он не отмечен особой печатью? Разве своим смехом она не показывает ему особого расположения? Даже если она сама не хочет в этом признаваться?

В течение нескольких минут они ничего не говорили друг другу. Во-первых, потому что оба оказались достаточно голодны. Серебро звенело, ударяясь о фарфор, звякнул бокал — Стюарт налил Эмме вина, которое она тоже раньше никогда не пробовала. И хотя Эмма ела с удовольствием, смотреть в глаза своему партнеру она не решалась.

Поскольку молчание затягивалось, становилось очевидно, что и Стюарт испытывает необходимость в том, чтобы собраться с духом. Эмма могла только радоваться тому факту, что ужинали они на нейтральной территории, а не в смежной с его спальней гостиной. Как бы ей ни хотелось превратить их трапезу во что-то совершенно неромантичное, факт оставался фактом: мужчина и женщина ужинали вдвоем. И это было странно. Она не ужинала вдвоем с мужчиной очень давно. По крайней мере с мужчиной, который был бы здоров и силен.

Они в библиотеке, напомнила себе Эмма. В помещении, предлагающем множество тем для отвлеченной беседы. Эмма огляделась.

Библиотека была огромной даже для одного из самых больших частных домов Англии. Комната эта была вытянутой в длину настолько, что вечером, когда в одном ее конце зажигали камин, огонь его не мог осветить стола, расположенного в другом. Книжные шкафы вдоль всех стен. Корешки книг были лишь смутно видны, а дальние полки вообще тонули в полумраке. Эмма не могла даже прикинуть, сколько футов длиной была библиотека, ибо в ее дальнем конце царила темнота.

Но если не принимать во внимание необыкновенную протяженность помещения, годившуюся разве что для галереи, во всем остальном библиотека Стюарта оказалась местом, приятно предсказуемым. Ряды книжных шкафов из темного дерева полнились собраниями книг в ярких переплетах. Бесконечное число книг. От стены к стене, от пола к потолку. Эмма заметила стремянки, целых четыре. Столы с настольными лампами, стулья с мягкими кожаными сиденьями, кушетка из подбитой ватой кожи с декоративными гвоздиками по краям. Справа от нее находился величественный, сложенный из камня камин с мраморной резной полкой. Ей нравилась солидность этого помещения, то, что она, эта библиотека, была типично британской, от стремянок на колесиках до мраморного бюста кого-то из великих у зашторенного окна и десятка картин, развешанных между полками. С этих старых картин смотрели великолепно одетые аристократы на отдыхе.

Портреты виконтов Монт-Виляр, решила Эмма, их самих, их жен, собак, лошадей, домочадцев.

— Вы имеете какое-то отношение ко всем этим людям на портретах? — спросила она, толстым ломтем хлеба подбирая соус с тарелки. Если ужин являлся образцом таланта его повара, Эмма желала воздать ему по заслугам.

— Мне так говорили. Я особенно не допытывался. — Он непринужденно отделил кусочек куриного мяса от кости, ловко орудуя ножом и вилкой. Она слышала, что арабы и русские едят птицу руками. Ей почти хотелось поймать его на каких-то варварских манипуляциях с едой. Но нет, он ел как настоящий английский джентльмен. К ее вящему разочарованию.

Еще пару минут они ели молча.

— Вы не слишком охотно о себе рассказываете, — сказала она наконец и, улыбнувшись, добавила: — Чтобы ужинать с вами, нужна длинная ложка.

— Простите?

— Это йоркширская поговорка. А может, шотландская.

Моя мать любила ее повторять. Это означает, что вас нелегко узнать.

— Что такого вы бы хотели узнать обо мне, что было бы трудно выяснить?

Она пожала плечами.

— Не знаю. Ну ладно, портреты. Почему вам не интересно, кто на них изображен?

— Я предпочитаю пейзажную живопись. Или фотографии тех людей, что я знаю, тех мест, где бывал.

— Членов вашей семьи?

— Моя семья не подарок. Я продал достаточно много изображений членов моей семьи и продам все, если кто-то захочет их купить.

— И портреты ваших родителей? Вы и их продаете? Он помолчал, глядя на нее поверх налитого в бокал вина.

— Нет, — сказал он и замолчал, как будто не собирался ничего добавлять к сказанному. Но потом склонил голову и добавил: — Моя мать не позволяла писать с нее портретов. Считала свое лицо слишком непривлекательным. Мой отец заказал один свой портрет перед свадьбой, который, что довольно странно, мать хранила. С этим портретом я расправился первым делом — я его сжег.