Последний сезон - Элизабет Бикон Страница 47

Кейт уселась на пуховую перину на своем уютном ложе, пригладила изящный шелковый узор на парчовом покрывале, провела ладонью по тонкому льняному полотну и кружевной накидке на подушках, словно за что-то извинялась перед ними. Затем сбросила с себя шелковое платье цвета слоновой кости, аккуратно отложила его в сторону и освободилась от всех вечерних украшений. Надела скромное темное платье, облачилась в тяжелый глухой плащ-накидку, прикрыла своевольные кудри темной каскеткой, которую иногда надевала на верховые прогулки, и присела на краешек кровати, успокоиться и вслушаться в тишину дома.

Эдмунд вместе с графом Карнвудом вышел из дома лорда Тединтона на Грин-стрит и только тогда радостно вздохнул. После такого вечера походка обоих была далеко не пружинистой. Эдмунд устало качнул головой, когда Кит пригласил его в Элстоун-Хаус на бренди и, возможно, сигару, поскольку «без Миранды под боком я черта с два засну». «Любовь, — думал Эдмунд, желая Киту спокойной ночи, — суровая плетка». Именно она подхлестывала друга и будущего свояка срываться на всякого, кто посмел бы встрять между ним и женой, даже на Кейт. Каково это — чувствовать, что леди, на которой ты женат, скучает по тебе и с нетерпением ожидает твоего возвращения в свою кровать, впрочем, ты желаешь видеть ее столь же остро, и вы оба не можете крепко заснуть, находясь врозь?

«Давно известно, пришел — увидел — победил. И свадебный ритуал: триумфальный марш — банкет — парад победителя», — тоскливо заключил он. Однако Кейт по-своему уникальна, как и ее страстная сестра. Ему не приходится жаловаться на ее забавные особенности, равно как на обстоятельства, которые привили ей особую сдержанность и недоверие к посторонним, не в пример ее старшей сестре. «Надо же было ей уродиться рыженькой», — иронично думал он, открывая дверь парадного своим ключом. Он заказал его себе, убедив преданных слуг не сидеть как на иголках, дожидаясь его среди ночи, и не ломать себе из-за того головы и ноги. Миранда, графиня Карнвуд, обладала роскошной шевелюрой, пестревшей оттенками каштана, пшеницы и меди, но именно Кейт повезло унаследовать знаменитые густые натурально-рыжие кудри их матери. Той Кейт, которая прилежно тушует свою страстность, живую энергию и красоту, пряча в ее очах, бездонно-синих, как у истинной представительницы рода Элстоун. Его Кейт никогда не позволит сердцу одержать верх над рассудком, никогда не позволит себе прилюдно интимных жестов, взглядов или поцелуев украдкой, не заботясь о том, как судят зрители о ее любви к своему повелителю.

Все-таки он заполучит ее в свою постель и в свой дом, она родит ему наследников, если Бог благословит их на то, станет хозяйкой его поместий, любовницей его мечты. Он счастливчик, всего через несколько недель будет наслаждаться в постели близостью с рыжей Медеей [30]. Она пока и не подозревает о силе своих чар, тем более о тех возможностях, которые откроются ей, когда она станет наконец женщиной, пусть даже эта разумница и будет спорить насчет его определений.

Три года назад она, прелестный птенчик, вошла в его сердце, и теперь ей всегда суждено там пребывать. Даже тогда было видно: она вырастет и расцветет поразительной красотой, и ее чары могут околдовать не одного простака. Такого, каким был он, косноязычный юнец идеалист на поводу у своего вожделения, готовый ползком ползти к ногам своей богини, вот только сослепу не разглядел ее человечности. Неудивительно, что она смотрела на него с опаской, подозревая, что его фанатичная преданность может сконфузить обоих, сделать посмешищем в глазах публики. Она поэтому и отказалась идти за него замуж. «Идиот», — клеймил он себя.

Наконец он достиг своей спальни и прочувствованно вздохнул, притворяя за собой дверь и отрешаясь от внешнего мира. Подавил искушение позвонить в колокольчик, чтобы пришли слуги и заново зажгли в канделябрах свечи. Он всегда внушал им, что вполне способен сам справиться с этим нехитрым делом, но для него обычно оставляли пару горящих свечей. Правда, скоро июнь, однако он уже сутки на ногах и ему настоятельно нужен свет и тепло очага, чтобы присесть у камелька с рюмкой доброго коньяка, прийти в себя и примириться со всеми недавними событиями. Он так давно не был дома!

Эдмунд потянулся и зевнул от души, затем помял усталыми пальцами занемевшие плечи и мускулы шеи — сказывалась долгая и напряженная скачка в Дербишир и обратно. Затем помечтал, не завалиться ли в постель прямо в одежде и забыться сном на несколько благословенных часов. Он уже собрался дотянуться до трутницы, чтобы раздеться и умыться хоть при свече, но тут со стороны ложа послышалось шевеление, мгновенно все его чувства напряглись, мысли помчались наперегонки. Он браво выстроил их в шеренгу, перебирая разумные объяснения тому, что подсказывало его чутье. Нет, волосы не встали дыбом на его затылке, но даже если и так — то был не страх, но приятное возбуждение. И вовсе не мурашки побежали по его телу. Жизнерадостный зажигательный огонь, и только одному ему было известно, отчего он так веселится в этой непроглядной тьме.

— За каким дьяволом вы забрели сюда, Кейт Элстоун? — воскликнул он, силясь найти свою трутницу. Его задрожавшим рукам понадобилось всего с полдюжины раз ударить кремнем по кресалу, чтобы высечь приличную искру, воспламенить трут и зажечь свечу, а затем и лучину, затопить камин и согреться.

— Если вы нуждаетесь в моих объяснениях по этому поводу, милорд, тогда мы оба в беде, — пошутила она сонно и уселась в постели, зевая и потягиваясь, после чего его мечты воспарили в небеса. — Вы очень поздно заявляетесь домой, Эдмунд.

— Если бы я знал, что вы дожидаетесь меня, поторопился бы.

— Что ж, это неплохо, — отозвалась Кейт, досадуя и удивляясь, как ее угораздило заснуть на его кровати? Но думать о том было недосуг, все мысли разбежались: он здесь! — Похоже, вы не очень-то рады видеть меня, Эдмунд, — заметила она.

— А вам не обязательно о том знать, — сумрачно пробормотал он, и Кейт улыбнулась. Видимо, эта фраза венчала длинную череду нежных, замысловатых и непроизносимых вслух определений.

— Очень даже обязательно, — зашептала она сладострастно. Он недоволен не потому, что она здесь, а просто, верно, вовсе не ожидал этого.

— Речь не обо мне, речь о вас, Кейт, — серьезно уточнил Эдмунд.

— Нет, речь о нас.

— Что вы нашли здесь такого, что касается нас? — осторожно поинтересовался он, словно хотел вынудить ее на унизительные откровения, прежде чем по-своему истолковать ее визит и принять ответные меры. Впрочем, не важно, что она пролепечет, ее бесстыдное предложение вполне очевидно. Он обречен любить ее в своей постели, пока звезды не побледнеют, а на рассвете ей надлежит незаметно пробраться в свою келью.

В комнате стало светлее от разгоревшегося очага, в голове у Эдмунда тоже прояснилось, и теперь Кейт могла разглядеть его лицо и понять, как он оценивает ее вторжение. У рта обозначились жесткие складки, под усталыми глазами залегли тени. Верно, она выбрала не очень удачную ночь для своего набега. Затем Кейт припомнила все, что ей было известно о нем, и поняла: крайне усталый вид — лишнее свидетельство его волчьего голода, и рука его слегка дрожит, когда он подкладывает дрова в камин. «Нет, не ошиблась», — возликовала она, ее приход как нельзя кстати. Он все равно не смог бы заснуть этой ночью и сидел бы у огня, перебирая в памяти все подробности того скверного дела, размышляя, мог ли бы он поступить иначе, чтобы оградить от горьких переживаний лорда Тединтона и его несчастное семейство.