Есть совпадение - Эмма Лорд Страница 47

«Тебе не нужно оправдываться», – хочу сказать я… но дело не в этом. Мне нужно, чтобы она оправдалась, и я думаю, что ей самой нужно высказаться. Но она не должна искать оправдания. Она моя мама. Еще до того, как я узнала обстоятельства, я поняла, что она приняла тяжелое решение.

– Поэтому мы решили отдать ее на удочерение, – говорит папа, – а потом…

– Ты пошел на поправку.

Он кивает. Мама крепче сжимает его руку, они прижимаются друг к другу так близко, что кажутся одним целым. Теперь я начинаю понимать. Этот пугающий уровень спокойствия перед лицом каждой катастрофы, произошедшей с Эбби или младшими братьями. Они уже сталкивались с гораздо худшим, чем то, что мы могли выкинуть, и преодолели это.

– Прямо перед рождением Саванны ему назначили экспериментальный план лечения, и все прошло гладко. И продолжается по сей день. С тех пор у него не было никаких проблем.

Отец видит вопрос в моих глазах, но трактует его неправильно.

– И, насколько мы знаем, ни у тебя, ни у твоих братьев. Мы всех вас обследовали.

– Но Савви?

– У нее есть?.. – Мама прижимает руку к сердцу, ее лицо бледнеет сильнее, чем раньше.

– Нет, – быстро говорю я, жалея, что не догадалась подобрать иные слова, чтобы не пугать их. – Я имею в виду – когда ты отдала ее. Вы знаете ее родителей.

– Мы были друзьями, – осторожно говорит отец.

Понятно, что никто из них не собирается ничего уточнять.

– Так… что, черт возьми, произошло?

Мама сжимается. Она всегда была маленькой, как Савви, но сейчас она выглядит так, будто может вдавиться в диванные подушки и исчезнуть.

– Это сложно.

– А та часть, где ты скрывала от меня сестру в течение шестнадцати лет, нет?

– Эй, – предупреждающе восклицает отец.

– Все в порядке, Том, – говорит мама.

Я машу рукой в их сторону, изображая жест капитуляции, который выходит немного неловким, потому что мне никогда не доводилось делать его раньше. Даже я удивлена тем, что бросила им вызов. Это нелегко, но и не так сложно, как думала. Как будто я копила эти маленькие моменты весь последний год, когда могла, хотела и должна была что-то сказать, но только что-то настолько большое, что невозможно игнорировать, наконец, подтолкнуло меня к этому.

– Я уже знаю все остальное, – говорю я. – Почему ты не можешь сказать мне?

– Потому что… – Мама качает головой.

– И… и что насчет меня? Я имею в виду, как я в это вписываюсь? – спрашиваю я, пока у меня не сдали нервы. Меня колотит изнутри. – Я имею в виду – ты отдала ее и родила меня через полтора года. Вы были склонны к несчастным случаям или…

– Милая, нет, – говорит мама.

– Все в порядке, – говорю я, и так и есть. – Я имею в виду, я всегда считала себя такой, и знаю, что это не значит, что вы, ребята, любите меня…

– Дорогая, ты не была случайностью, ты была…

Мама прерывает себя, потому что в спешке успокоить меня, она что-то выдала.

Я чувствую слабость, как будто забралась на что-то слишком высокое и не знаю, хватит ли у меня сил спуститься обратно.

– Все это… не имеет смысла.

– Я знаю, – говорит мама, качая головой. – Прости. Я знаю.

Я чувствую, как мое окно для вопросов закрывается. Они собираются найти способ закрыть его, запечатать наглухо. Я пробую другую тактику.

– Если ты не можешь сказать мне сейчас – скажешь ли вообще когда-нибудь?

Они смотрят друг на друга, и на этот раз нет никакой тайны. Ни один из них не знает, что мне сказать.

– Потому что… потому что когда-нибудь мне нужно будет узнать. Савви – это часть моей жизни, – говорю я, и только тогда чувствую, что теряю тот смехотворно малый контроль над ситуацией, который у меня есть. Только тогда я понимаю, что дело не только в том, что они потеряли – мне тоже есть что терять. – Мы друзья. То, что мы сделали, было дерьмово, и я сожалею об этом, но не сожалею о той части, где мы нашли друг друга, потому что…

Мне приходится остановиться, потому что мама снова плачет. Она опускает лицо в руки, качая головой, как будто не хочет, чтобы я останавливалась. Но она вдыхает, и это вырывается из нее в виде большого, удушающего всхлипа, – звук, который я никогда не слышала от нее раньше, и он затыкает мой рот так быстро, что все остальные слова умирают на полпути к горлу.

– Прости, – говорит она. – Я…

Папа убирает руку с ее руки, чтобы обнять ее за плечи, поддержать. Я не двигаюсь, ошеломленная этой неожиданной властью, которую возымела над ними, тем, как быстро она их ломает. Я не хочу этого. Просто хочу понять. Не хочу той боли, которую она приносит.

Но понимание и боль сплелись вместе крепче узла, создают нечто непоколебимое, и не имеет значения, что я хочу сказать, а что нет. Все это закончится тем, что я дерну не за ту ниточку, и последствия обретут необратимый характер.

– Мы собираемся остановиться на ночь, – говорит папа, помогая маме подняться на ноги. – Там есть продуктовый магазин, совсем рядом, а наличные в маминой сумочке…

– Подожди, – говорю я, вскакивая на ноги. – Я знаю, что… многого прошу. Но если бы ты мог позволить мне остаться…

– Эбби, – начал папа.

– Потому что я действительно делаю успехи. Правда! Два дня назад я получила семьсот двадцать ^[31] баллов на пробном экзамене по математике. Семьсот двадцать! Я!

Они даже не слышат меня. Я чувствую себя в другом измерении. Я не знаю, что еще могу сказать, за что зацепиться.

– И у меня появились друзья, и… и я сделала так много фотографий. Красивых.

Отец смотрит на меня. Я завладела его вниманием, но не настолько, чтобы удержать его. Следующие слова – одни из самых волнительных, которые я когда-либо произносила в своей жизни, но приходится идти на отчаянные меры.

– Давай я тебе покажу.

Папа замирает, и мы пристально смотрим друг на друга, пытаясь понять, кто из нас больше удивлен. Я никогда раньше не показывала им больше одной фотографии за раз. Они всегда говорили только хорошее, но они мои родители и обязаны говорить приятные вещи. Во всяком случае, это лишь подпитывает мою застенчивость.

– Пришли их нам. Мы хотим посмотреть, – говорит он, и хотя его голос мрачен, а лицо пепельно-серое, я могу сказать, как серьезно он к этому отнесся.

Он знает, как много это значит для меня.

– Мы разрешаем. Но Эбби?

Черт. Черт, черт, черт.

– Я… Я не хочу, чтобы ты надеялась. Это не имеет никакого отношения ни к тебе, ни к летней школе. Это куда серьезнее, ясно?