Охота на Лань. История одной одержимости - Нина Линдт Страница 47

Она медленно прошла и села за стол.

И он принялся за работу. Джованна писала под его диктовку, к каждой настойке Марко диктовал состав, лечебные свойства, рассказывал разные истории из практики. Она молчала, но записывала все красивым почерком, и он знал: она слушает его. Марко надеялся, что это занятие заставит ее вновь привыкнуть к его голосу, понять, что он ей друг. Так они провели три вечера вместе. Потом настойки закончились.

Марко привлек ее к наведению порядка книг в библиотеке, пусть и небольшой. Потом начал каждый вечер рассказывать про пациентов, которые приходили к нему днем, про диагнозы, которые ставил, и лечение, которое назначал. Джованна сначала сидела напротив него неподвижно, равнодушно глядя в сторону, но через неделю он увидел в ее руках вышивание. Это приободрило его. Потом она откладывала вышивание и слушала, уже глядя на него, и Марко старался для нее, рассказывал истории интересно.

– Я думаю открыть кабинет для пациентов, – сказал он ей как-то вечером. – У меня пока мало состоятельных пациентов, но мы могли бы принимать горожан. Дом находится на оживленной улице, можем повесить вывеску. Как тебе кажется?

Джованна кивнула.

– Мне нужна будет помощь. Твоя помощь.

– Чем я могу помочь?

До сих пор ее ответы были монотонны и практически безучастны.

– Я бы взял тебя в помощницы. Ты можешь многому научиться, я знаю. Но работа, возможно, будет тяжелой.

Джованна вдруг подняла на него взгляд. Марко пробрала дрожь от его глубины, в которой боль и отчаяние были такими яркими, что самая сочная зелень по сравнению с ними казалась тусклой. Но в то же время ему почудилось, что он увидел интерес в ее глазах. Словно молодые почки, пробивающиеся к солнцу. Обманывал ли он себя напрасной надеждой? Потом вспомнил ее состояние, когда они только приехали в Неаполь. Разница, пусть малая, но была. А что он теряет? Ничего, кроме возможности воскресить ее.

– Я гожусь тебе в помощницы? – спросила Джованна с сомнением.

– Для меня будет большой радостью работать с тобою. Но это будет тяжело.

– Тем лучше.

И Марко постарался сделать так, чтобы пациенты были у них каждый день. Поначалу их было немного, но это даже было хорошо: он мог объяснять Джованне многие вещи, следить, как она бинтует или отмеряет лекарства. Заодно он показывал, как осматривает пациента.

Она слушала. Задавала вопросы очень редко, только когда действительно было не избежать обращения к нему. Старалась держаться чуть в стороне. Но он чувствовал, что ей это все интересно.

Находиться с Джованной в одной комнате не было мучительным, как Марко опасался. Когда она входила, ему казалось, становилось больше света вокруг, и он не мог объяснить логически это ощущение. Марко никогда не считал себя романтиком и поэтом. Несмотря на годы платонической влюбленности в Джованну, которая порой становилась мучительной, он влюблялся и занимался любовью с другими женщинами, ценил их и восхищался ими. Но когда они входили в комнату, он не чувствовал такого тихого и спокойного счастья, какое испытывал, работая бок о бок с Джованной.

Воодушевляясь тем, как быстро она впитывала знания, он начал всерьез преподавать ей медицину. Самое необходимое, практическое.

Он показывал Джованне анатомические атласы и свои собственные зарисовки, и когда она вдруг задавала вопрос, его душа пела. Марко приводило в восхищение ее владение латынью и греческим, теперь он покупал ей книги при малейшей возможности, потому что его попытку задарить ее платьями и украшениями она вежливо отклонила:

– В этом нет надобности.

Он предлагал ей прогулки, но Джованна молча отказывалась. Любые попытки перевести их общение с работы и учебы на что-то иное она встречала молчанием и равнодушием. Но он не терял надежды.

Теперь ездить к новым пациентам на дом ему нравилось меньше, чем принимать их дома с Джованной. Но именно знать платила много и щедро, поэтому Марко не отказывался от вызовов. Порой он думал, не устроил ли ему герцог де Адерно проверку своей женушкой: когда стало понятно, что Марко держит осаду блестяще и с тактом, именно по рекомендации герцога к нему посыпались новые приглашения.

А получив новых пациентов, Марко выявил еще три случая с такими же симптомами, как у герцога де Адерно: сухость во рту, слабость, учащенное сердцебиение. В двух случаях пару раз была рвота, еще один пациент жаловался на сильную жажду. Марко сначала подумал на холеру: в легких формах симптомы были похожие, но тогда должны быть и более тяжелые случаи, вспышка заболеваемости, однако в этих случаях симптомы длились уже долго, не прекращаясь, но и не переходя в более тяжелую форму.

Подобная загадка его интриговала. Он написал в университет Болоньи одному из своих преподавателей, но ответа пока не пришло.

Люди приходили разные, Джованна смотрела на них, и они словно разбавляли густую жижу отчаяния в душе. Мать умирающего ребенка, цепляющаяся за него, умоляющая спасти, в отчаянии смотревшая на нее, словно она, Джованна, в силах что-то изменить, была первой, кто отрезвил девушку. Такие боль и отчаяние заставили ее почувствовать стыд. Как могла она так плакать, если вот оно, живое еще дитя, живое горе, которое превышает ее горе в сотни раз? Она по-прежнему рыдала в тоске по Валентину. Но постепенно боль научилась жить в ее сердце, не разрывая его на части. Словно моллюск, который оборачивает в перламутр приносящую ему боль песчинку, она завернула это страдание в помощь, работу, наблюдение за Марко. Она следила за ним постоянно. Поначалу сжималась от ужаса, когда он был рядом: ведь Марко увез ее от братьев, и она стала его женой. Потом он сделал так, чтобы она потеряла и имя свое. И с новым именем снова женился на ней. Прошло время, прежде чем Джованна поняла из его объяснений, что таков изначально был план ее спасения. К тому же он не пытался ничего от нее требовать, его забота была искренней, это она знала. В памяти со временем оживали воспоминания о нем до трагедии, о Марко как о друге. И постепенно, хоть и не без труда и настороженности, доверие стало возвращаться. Он учил интересным вещам, он стал для нее частью нового мира: болезней и выздоровления, который ранее ей был совершенно незнаком. Это занимало ее ум, отвлекало от боли, помогало пережить день. Постепенно это стало необходимым – приходить к нему в кабинет и слушать.

При людях он избегал обращаться к ней по имени, звал ее «родная». Поначалу это казалось странным, но потом вдруг понравилось: разве не родственники они по потере и боли, ведь он был самым близким человеком для нее теперь. Единственным, с кем Джованна могла бы говорить о братьях. Но пока не говорила. Слишком больно. Она бы захлебнулась рыданиями, а плакать при нем не хотелось. Наедине он звал ее Джованной. Все еще Джованна. Пусть мертвая, пустая, но Джованна.

Девушку больше всего привлекали движения его рук. Она стала фиксировать на них взгляд прежде, чем начать без страха и стеснения смотреть на лицо Марко. Когда в церкви он стоял напротив нее, она тоже смотрела на его руки: недвижимые, словно завороженные словами священника, они ожили и торопливо, словно в страхе, что она ускользнет в последний момент, надели на ее палец кольцо. Прохладные цепкие пальцы, которые вытаскивали ее из жара кошмарных снов, слушали пульс несмотря на то, что она пыталась освободиться от их хватки. Но, когда Марко осматривал больных, Джованна вдруг заметила, что руки у него вовсе не такие хищные, как представлялось раньше. Движения их были плавными, размеренными, но уверенными. Они нажимали, приподнимали, раздвигали, держали инструменты, отмеряли лекарства, а она не могла оторвать взгляд от них. Пальцы у него были длинные и худые, однако очень красивые. Ей нравилось, что каждое движение делается для определенной цели, что Марко не суетится, его руки знают, как и что делать для того, чтобы помочь поставить диагноз или облегчить страдание человека. Его знания завораживали. И еще ее поражало в нем то, что он делился этими знаниями так запросто, словно считал ее действительно своим помощником. А Джованна согласилась помогать только, чтобы занять свое сознание, отвлечься, но постепенно новый мир поглотил ее. Новое, неведомое, интересное, любопытное и ужасное манило: болезни человека, раны, уродства и возможность их лечения и исцеления. Она не подозревала, что в мире столько больных, нуждающихся в помощи врача, столько хворей и недугов, которые мучают людей. Новые знания питали ум, помогали лучше сочувствия Марко пережить боль. Необходимость общения вынудила отвечать ему все чаще, задавать вопросы, таким образом Джованна постепенно заново училась взаимодействовать с ним и остальными.