Взрывная Шипучка - Амалия Март Страница 47

От навязанного поцелуя я уворачиваюсь, но развязные руки друга все равно стискивают меня плотнее, чем того требует момент. Гусе увернуться не удается и Морозов таки ныряет ей в рот, под громкие улюлюканья его дружков. И опомниться мы не успеваем, как в руке снова оказывается рюмка, а тост звучит святой: за родителей. Мозг под таким напором сдается, собирает чемоданы и валит в теплые края, оставив только пустую оболочку, растекшуюся по стулу.

Бар неожиданно начинает мне нравиться. Такой ирландский шик. Подкупающая простота. Дружеская атмосфера. И музыка бодренькая и компания веселая! Чего ещё надо для вечера пятницы после отвратительного костюма свинки и уничижающих чаевых?

— А ты прикольная девчонка, — разносится справа.

Кидаю взгляд на рыжего хипстера с пышными усами и начинаю хрюкать от смеха.

— Не, это ты прикольный! Чем усы укладываешь?

Мой выпад, очевидно, остается незамеченным, потому что парень наклоняется ближе и кричит мне на ухо:

— Арсений!

Ну вот, ещё один на мою голову!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты тоже не приучен к лотку?

— Что?

— Ну, ссышь, где ни попадя?

— Я ничего не понял, но ты мне нравишься.

Его рука ложится мне на колено, а усы шевелятся в моем направлении. Э, нет, дружище, подкат не засчитан.

— Сеня, не трогай Майю. У нее папаша — пиндос, суровый. Думал, башку мне оторвёт в прошлый раз, — влезает в разговор, материализовавшийся возле меня именинник.

Какой папаша? Он же не… А, так вот, как мы с Владом смотримся со стороны.

— Я папаш не боюсь, — хорохорится усатый рыжий-полосатый, с вызовом смотря на друга.

— А больших суровых бойфрендов? — опускаю я Сеню на землю.

— С этим сложнее, — сдувается новый знакомый. — И что, сильно большой и суровый?

— Как медведь! — размахиваю я руками.

— Так и на медведя найдется транквилизатор!

— Ты что, завела себе кого-то? — на плечи ложатся две тяжелые ладони Морозова. — А как же я? Я так надеялся! — театрально возмущается Пашка.

— Прости, Морозов, дрыщи не в моем вкусе, — подкалываю я друга.

— Народ, народ, созрел новый тост! — кричит именинник, наклоняясь к столу. — За бицуху! Чтоб мощные банки сами росли, а девушки в очередь выстраивались их заценить!

Дружный хор мужских голосов ревет на весь паб. Все встают с места и начинают звенеть рюмками. Я поддаюсь настроению и присоединяюсь к толпе.

Сама не замечаю, как перемещаюсь к Пашке на колени и начинаю втирать ему, какое он чмо бесперспективное. Совсем как я. На что друг не обижается, а лишь сочиняет новый тост. "За перспективы". Мы бесконечно ржем, подпеваем старым рок-хитам, бьющим из колонок над головой, и в какой-то момент я оказываюсь танцующей на столе.

Бармен из-за стойки показывает мне два больших пальца, явно одобряя мое выступление, а Гуси нигде нет, так что остановить меня некому. Мне хорошо. Классно. Весело! Я выделываю фортеля под Стинга и подбадривание толпы. Вся раскраснелась от жары и поднимаю волосы вверх, чтоб немного охладиться.

Рыжий подает мне стакан, как я думаю, с водой, но там оказывается пиво. А я совсем перестаю контролировать ситуацию. Меня прёт. Хочется танцевать и смеяться. И ни о чем не думать. Сто лет так не отрывалась!

Откуда-то звучит: оставь свой лифон на память! Кажется, от бармена. И народ начинает скандировать: давай, давай, давай!

Закидываю любимый лиловый бюстгальтер на металлическую трубу над головой и победно вскидываю руки. Есть! В десяточку!

— Ю-ху! — скачу на столе, он наклоняется, и я лечу прямиком в объятия к усатому.

Тот не теряется и хватает меня за все неприличные места разом. Я сразу же отстраняюсь и смеюсь, переводя все в шутку.

Ребята вокруг ржут.

— Сеня жги! — кричит кто-то слева.

— Ещё текилы! — доносится сзади.

Жадно пью из протянутого стакана и выискиваю взглядом подругу. Куда же запропастилась Гуся? Она же не оставила меня здесь одну на растерзание стае охмелевших хипстеров?

— Смотри, сейчас кора будет! — орет мне на ухо усатый.

Я оглядываюсь и вижу, как бородатый бармен тащит тарелку с тортом. Серьезно? Торт? В баре? Для толпы взрослых лбов?

Народ затихает, как перед бурей. Рожа Пашки преображается в почти мальчишескую. Я подхожу поближе, чтобы оценить, что он там такого увидел на обыкновенном кремовом торте?

Мое предчувствие, в отличие от мозга, никуда не смылось, и я ощущаю наперед то, что сейчас случится. Ощущаю, но с места не двигаюсь. Это ж только в роликах на Ютубе можно увидеть, а тут вживую!

Тарелка с тортом взмывает вверх и, словно в замедленной съёмке, движется имениннику в лицо. Белый крем при столкновении с улыбающейся миной Пашки, разлетается в разные стороны, как при взрыве, и меня задевает отдачей.

Крем стекает с волос и щеки. В нос ударяет приторный запах сливок.

Громкий хохот разрывает помещение. Ошарашенно оглядываюсь по сторонам: не одна я стала невольной жертвой снаряда! И со стороны это реально смешно!

— Да черт! — разносится справа.

Хипстер протирает ладонью лицо, пострадавшее не меньше моего, чем только усугубляет ситуацию. Теперь белый крем покрывает его тщательно уложенные, в стиле Пикассо, усы ровным слоем.

Я складываюсь пополам от смеха.

— Что за дурацкое представление?

— Ирландская традиция, — кричит именинник, поворачиваясь ко мне.

Его лицо — одна сплошная масса крема, видны только глаза.

— Есть и ещё одна! — ржет Пашка. — Измазался сам — измажь других.

Притягивает меня к себе и впивается в губы. Я даже пискнуть не успеваю, как мне в нос забивается противная субстанция. Морозов отстраняется и ржёт, как дебил. Я, должно быть, под действием алкогольной эйфории тоже начинаю смеяться. В тысячный раз за сегодняшний вечер.

Стряхиваю с лица крем, которым щедро поделился со мной Пашка, и вытираю его о футболку именинника. Морозов притягивает меня в свои неуклюжие объятия и трется лицом о майку. Я начинаю визжать и шуточно отбиваться.