Замуж за 30 дней - Лючия фон Беренготт Страница 46

Но сейчас мне было на это наплевать.

Сейчас у меня были проблемы поважнее, чем какие-то дурацкие лампы.

Мужчина, которому я так и не призналась в любви, лежал передо мной на больничной койке — неподвижный и почти бездыханный.

Я думала, что это никогда больше не повторится. Что никогда больше мне не придется видеть его в таком вот состоянии — поверженная мощь застреленного из двустволки медведя-гризли. Грозный и жалкий одновременно.

Как тогда, когда он рухнул, как подкошенный, на пол нашей прихожей…

Но я ошиблась. Бледный под светом ненавистных ламп, Пол Стивенсон выглядел… даже не больным. Мертвым. И лишь подскакивающая с пугающей медлительностью полоска на мониторе над его кроватью говорила о том, что этому больному в морг пока рано.

«Сильное сотрясение, проломлен череп» — объяснили нам сразу по приезде в реанимацию — «Жить, скорее всего будет, но…»

«Но» было много. От удара головой от железную стену гаража Пол не просто потерял сознание — он фактически, по всем жизненным показателям, впал в кому.

Насколько долгосрочной окажется эта кома, сказать не мог никто. Разве что МРТ должно было дать некоторое понимание происходящего, но для того, что процедура стала возможной и не угрожала жизнедеятельности организма, необходимо было вывести пострадавшего из тяжелого состояния как минимум в стабильное. И, прежде всего, восстановить кровопотерю — слава богу, вовремя подъехавшая скорая успела остановить кровь, хлыщущую из рваной раны между плечом и шеей.

Глядя на любимого с высокого стула за окошком реанимационной палаты, я чувствовала, что тоже постепенно впадаю в кому.

Если бы я нашла тогда нужные слова… Если бы не притупила, прикидывая все за и против, ожидая предложения там, где его просто не может быть… Все могло быть иначе. Мы бы сидели сейчас у тети на дне рожденья, танцевали… смеялись, выпивали бы под дурацкие бородатые анекдоты… или уже ехали бы на его мотоцикле домой.

Да, именно так. Домой.

Потому что мой дом — это там, где он. И не важно, Москва это, Сиэтл или деревня Малые Кулики, откуда берет свое начало род Лебедевых.

Очень жаль, что я поняла это слишком поздно, потому что теперь, похоже, моим домом надолго станет эта чертова больница.

Заплаканная Кира сидела рядом, вцепившись в мою руку.

— Это я виновата… все я…

Я закрыла глаза. Какая дикая, жестокая ирония. Тетя несла ответственность за первое сотрясение мозга Пола Стивенсона, сестра — за второе. Страшно подумать, что будет, если он встретится с моей мамой.

— Кир, успокойся… ты делала то, о чем я тебя попросила… Он дал третью скорость с места в карьер — это же рецепт к аварии…

— И все равно… Если бы я не бросилась его догонять…

Куда же подевался его загар, вдруг, ни с того ни с сего, подумалось мне… Куда пропадает загар у людей с потерей крови… откуда вдруг эта смертная бледность?

— Извините, пожалуйста… — вторгшаяся в мое личное пространство медсестра с расплывающимся, круглым лицом. — По его страховке, прежде чем задействовать банк крови, полагается привлекать родственников… Перестраховываются… Вы — жена пострадавшего?

— Жена, жена! — вместо меня закивала головой Кира.

— Если хотите, мы возьмем вас как донора… Но для начала нужно определить, подходите ли вы. Какая у вас группа?

— Первая положительная, — неожиданно вспомнились циферки с заполненной на мое имя анкеты на визу.

— Вы уверены?

Я отстраненно кивнула.

— В таком случае, девушка, ложитесь на переливание. Если вы не против, конечно…

Какой-то до сих пор действующей частью мозга я понимала, чего от меня хотят. Кровь. Они спрашивают, хочу ли я отдать Полу часть своей крови.

И чуть не засмеялась.

Да я бы обе почки ему отдала, если бы это дало надежду на то, что он будет жить…

— Конечно, — вслух сказала я.

Готовили меня быстро — минут пять брали кровь на проверку, еще минут пятнадцать занял экстренный лабораторный анализ — на все, что только можно проверить в такой короткий срок.

О времени меня оповещала Кира — я будто выпала из реальности, хоть с виду и функционировала вполне нормально.

Для переливания положили на узкую кушетку, установленную параллельно той, на которой лежал Пол. Проверили давление, зажали руку коричневой резинкой повыше локтя, смазали спиртом, кольнули…

— Девушка, ну что же вы в самом деле… — ворвался в палату рассерженный молодой врач — тот же, что брал у меня кровь на анализ. — Вы же не можете сдавать кровь!

— Почему? — удивились одновременно мы с Кирой.

— Нет, в какой-нибудь экстремальной ситуации, в военно-полевых условиях это лучше, чем ничего, но не когда у нас банк нормальной крови этажом ниже.

От ужаса у меня все задрожало внутри, комната завертелась перед глазами. Инстинкт самосохранения сработал, мгновенно вытеснив апатию и ударив в голову адреналином.

Я — больна. Смертельно больна какой-нибудь лейкемией, и уйду вслед за Полом.

— Что… с моей кровью не так?

— Да у вас ХГЧ зашкаливает… Ладно бы еще низкий был…

А вот теперь голова закружилась так, что пришлось схватить Киру за руку.

— Что? О чем вы? Какое… ХГЧ…

Врач остановился на полуслове и почесал в затылке.

— Эээ… Да вы не знали… У вас, наверняка, даже задержки еще не было… — он кинул нерешительный взгляд на неподвижное тело рядом со мной. — Я бы вас поздравил, но при таких обстоятельствах это как-то… неуместно.

— О, боже… — прошептала Кира.

— В общем, девушка, я просто сообщу вам, что вы беременны. И судя по высоким показателям на таком раннем сроке, вполне вероятно, что двойней.