Фаворитки. Соперницы из Версаля - Салли Кристи Страница 46

Присутствующие меняются местами, за стол садятся новые игроки. Я смотрю на свой рукав и с ужасом замечаю, что отрывается вся кружевная оборка. Я мысленно желаю своей служанке Жюли провалиться куда-нибудь. Она никак не может привыкнуть к требованиям дворцового этикета, завтра же напишу матушке и попрошу прислать кого-то другого. Или, быть может, теперь об этом пусть болит голова у моего супруга? Я уверена, уж он-то поймет мою беду с гардеробом. Чтобы скрыть свой расходящийся рукав, я перемещаюсь к окну и смотрю в ночь.

Двор может восхищать – столько новых лиц, столько новых мужчин, – но те недели, которые я должна прислуживать дочерям короля Генриетте и Аделаиде, были довольно мрачными. Единственная интрига – помогать Генриетте в ее тайной переписке с герцогом Шартрским. Я показала ей, как можно ловко срезать печать с письма, а потом вновь заклеить его новым куском воска, нанесенным маленьким ножом; как отвечать крошечным секретным кодом в верхнем правом углу, куда всегда посмотрит знающий любовник. А еще я посоветовала на одной из подвязок вышить что-то, что напоминало бы ей о любимом, хотя шансы Генриетты на то, что кто-то из мужчин увидит ее ножки, крайне призрачны – принцессу сурово охраняют.

Но кроме таких вот маленьких отдушин ничего нет, и прислуживать – крайне скучное занятие: церемонии, службы, официальные приемы, слишком много приходится стоять, слишком много скучных дней, которые предназначены для удовольствий, но на самом деле посвящены абсурдным занятиям, например изучению греческого языка или алгебры.

Но когда с моими обязанностями покончено… уф! На прошлой неделе меня пригласили поужинать у юной герцогини Шартрской; она принцесса крови, однако я чувствую в ней родственную душу. Во время нашего небольшого ужина в ее городском особняке нас обслуживал очень красивый лакей, а когда он повернулся, чтобы уходить, она подмигнула мне и подняла вверх два пальца – два раза!

В те дни, когда мне не надо прислуживать, я иногда прогуливаюсь вдоль каналов, куда ходят те из молодых придворных, кто придерживается более свободных взглядов. Я надеваю вуаль и позволяю себе развлечься безобидным флиртом. Здесь ощущается свобода, даже больше, чем в Париже, где моя матушка временами пыталась удержать меня в стенах дома. Только вчера я познакомилась с молодым красавцем, одним из псарей. К сожалению, не с главным псарем, но он сказал, что его зовут Пьер, он знает, как заставить сук завыть.

При воспоминании об этом я заливаюсь краской. Конечно, подобный флирт – обычное дело, поскольку меня постоянно преследуют мужчины разных сословий и положений. Даже самый скромный дворецкий не может удержаться от восхищения, если я широко распахну глаза и улыбнусь.

– Какая темная ночь, – раздается голос у меня за спиной, врываясь в мои мысли и возвращая к унылой карточной игре в королевских покоях. Я уж было собираюсь резко ответить, что ночи часто, если не сказать всегда, темные, но тут вижу в окне отражение стоящего у меня за спиной человека.

Ох!

– Сир, – приветствую я, делая глубокий реверанс. Дофин и выглядит, и пахнет, как пудинг – невероятно. Неужели он везде такой мягкий? – На улице действительно темно. Черно, как ночью.

– Вы не играете?

– Нет.

Повисает молчание. И пока он не стал говорить о том, что окно стеклянное, я отваживаюсь на дерзкий шаг:

– У вас очень красивый сюртук, сир. Какой изумительный оттенок… коричневого. – Я протягиваю руку к одной из пуговиц. Никто на нас не смотрит, на дофина вообще никогда не обращают внимания.

Он вспыхивает, но это не совсем стыд, а скорее невероятно глупое удивление, которое разливается по лицу и плещется в его глазах.

– У вас красивые руки, – наконец произносит он сдавленным голосом.

– О, благодарю вас! Они очень белые, и на них пять пальцев. – Я кручу руками у него перед лицом, наклоняясь чуть ближе.

– Да… пальцы, – говорит дофин, у которого сейчас, похоже, перехватило его мягкое горло.

– Ферди! – Вразвалочку подходит его супруга. Она уже перенашивает ребенка, поэтому ей разрешили вставать в надежде, что благодаря движениям начнутся схватки.

Я вздрагиваю; когда я буду беременной, не стану расхаживать, как жирная утка, а буду сидеть у себя в комнате, чтобы окружающим не приходилось на меня смотреть.

Хотя они уже четыре года состоят в браке, дофина произвела на свет два мертворожденных сына и одну дочь, которая заняла место дочери первой дофины, скончавшейся пару лет назад. Так вот, почти четыре года – и ни одного сына и наследника; саксонцы разочаровали так же, как и испанцы.

Она уводит дофина, а я остаюсь стоять у окна. Что это было? Попытка пофлиртовать? Удивительно. Наконец-то королева заявляет, что устала, и удаляется. Пожилой кардинал де Люин неожиданно просыпается и, не понимая, где находится, велит всем открыть свои Библии, Книгу Бытия, стих 2.

Когда принцессы удаляются спать, Александрин уводит меня в покои своей кузины, повеселиться по-настоящему. К моему удивлению, я встречаю там своего супруга, в руке у него рог.

Неожиданно я рада его видеть.

– Сыграй нам, о, сыграй нам, милый Франсуа! – восклицаю я, всплескивая руками.

Он слушает меня и заводит скорбную похоронную мелодию, от которой двое собравшихся тут же засыпают, юная красавица графиня де Форкалькье – та, которую все называют Восхитительной Матильдой, – храпит с открытым обвисшим ртом, похожим на рот настоящей шлюхи.

Я притопываю, глядя на супруга, дивясь тому, откуда в нем столько меланхолии. Входит лакей, наливает мне еще шампанского, и я с восхищением любуюсь его глубокими голубыми глазами и красиво очерченным ртом. А когда я по его платью и манерам понимаю, что он не слуга, улыбка моя становится еще шире. На нем экстравагантный красный сюртук и шпага с новым гнутым эфесом.

– Вы настоящая красавица, мадам.

Я склоняю голову. Дерзко, но его слова – это правда.

– И кто имеет удовольствие прислуживать мне сегодня?

Он поспешно кланяется, продолжая в одной руке держать бутылку шампанского.

– Шевалье де Бисси, мадам. Из рода де Бисси.

– Что бы вы сказали, – спрашиваю я, неожиданно испытывая отчаянное желание пофлиртовать, – если бы я покрутила вот так пальцами?

Я повторяю свой жест, который раньше околдовал дофина.

– Я бы сказал, о моя прекрасная, что вы откупориваете сосуд желаний, дабы выпустить джинна из бутылки.

Ах, какие же сладкие слова любви!